- Доля, ну не будь дурой. Ну я ж мужик. Нормальный двадцатипятилетний мужик. Ну не могу я не хотеть заниматься сексом. Ну все занимаются, - он потряс ее за плечи, - ну это нормально, Доля. Ну это все делают.
- А я - нет.
- Ну почему? - усмехнулся Дима - Я такой страшный?
- Ага. И все вокруг тоже страшные. И женщины, и мужчины. У всех кривые уши, толстые лодыжки, волосатые животы. Ну не могу я, Дим. Все - страшные.
- Ты - нет.
Доля засмеялась и махнула на него рукой.
- А я страшнее всех, - улыбнулась она и все же отвернулась от него.
- Доль, ну хочешь я живот побрею? - рассмеялся Дима.
Все было смешно и глупо. Дима позвал Долю к себе в новую квартиру на ВДНХ. Он показывал ей свой любимый фильм, кормил своей любимой пиццей и цитировал любимые цитаты из любимых книг. Но быть эгоистом ему было мало. Он залез Доле под майку и даже попытался опрокинуть ее на кровать. Она не хотела сопротивляться и от усилий заплакала. Дима увидел это, испугался. Испугался настолько, что ушел в другую комнату. Дал ей сбежать из квартиры незамеченной, а сам впервые за год выпил бутылку темного нефильтрованного.
Доля не занималась сексом. Она его не понимала. Поцелуи любила когда-то давно, а вот секс - никогда.
- Ее зовут Грошь, - шепнула Диме Доля.
Они сидели на корточках перед клеткой, где на досках мирно спала гладкошёрстная псина с улыбчивым лицом и черным ухом. Любимица Доли. Иногда Доля украдкой приносила ей на одно лакомство больше, чем остальным. А после прижимала Грошь поближе к телу, чтобы собаке передалось тепло. Чтобы она не замерзла.
Доля раскрыла сумку и достала оттуда блестящий свитер крупной вязки.
- Это же я подарил, - смутился Дима.
- Считай, что подарил не мне, а Грошь.
Доля открыла клетку и, постаравшись не разбудить, накрыла Грошь свитером. Собака довольно хмыкнула и отвернула голову к стене. Доля провела по ребру ее уха и едва сдержала улыбку. «Не радоваться». Радость рождала привязанность, а привязать было ничего нельзя. Доля знала, что ничто в этом мире ей не принадлежит.
- Доля, я люблю тебя, ты помнишь?
Он уткнулся носом в ее плечо. Его дыхание обдало кожу шее теплом, и Доля задумалась о том, что скоро в приюте включат отопление.
- Ну голубки! Развели мне тут - Люда Игнатьевна с двумя ведрами прошла мимо молодых, - я таскаю, таскаю, а они сидят. Пойдемте, накормлю вас, потом за работу.
- Здравствуйте, тетя Люда, - Доля закрыла клетку Грошь и поднялась с корточек.
Дима, нехотя поднялся вслед за ней. Его раздражало, что она не отвечала на его признания. Никогда не отвечала. Ни-ко-гда.
Они познакомились, когда оба учились в киношколе. Она - на сценариста. Он - на продюсера. Вот только продюсера из него не вышло - слишком добрый. Не умел хитрить, фальшиво улыбаться, отмывать деньги. Поэтому, когда Доля ушла из кино, Дима преданно, словно Грошь, ушел следом за ней.
- Вот, смотри, ты у нас лучше в этом деле, - Люда положила перед ней большую синюю записную книжку, обтянутую фальшивой кожей.
В микроволновке журчали булочки, купленные Людой около станции. Паром над столом вился горячий чай. Дима в этой хибарке всегда сидел, будто не на своем месте. Он все не мог никак поверить, что его Доля. Доля! Или Долина, как ее звали коллеги! Что его Долина здесь. Среди псины, пыли, жидкой грязи и лишая. Он сначала влюбился в Долину - талантливого молодого сценариста, а потом узнал, что полюбил Долю - простую мрачную асексуалку, любительницу собак. Он любил ее любой.
- Что-то странное, - нахмурилась Доля, глядя во влажные синие записи.
- Что там? - хмыкнула Люда и поставила перед ними двумя горячие пироги.
- Констрактс не перевели нам деньги в этом месяце? Уже двадцать четвертое число, давно пора.
- Может бухгалтера сменили, - Дима схватил пирожок с тарелки и тут же откусил приличный кусок.
- А если что нет так? - Доля испуганно посмотрела на Люду, - сто тридцать в месяц. Да мы на этом... стоим... живем. Отопление, еда. Что делать?
- Чего запаниковала? - Люда собрала руки на груди, - ну ка соберись. Сегодня не переведут - позвони. Нечего нюни распускать. Доедайте, Дима на выход и пойдем кормить хвостиков.
- А чего это я на выход? - чавкая, возмутился Дима.
- Да ты ж мясо голыми руками не возьмешь. Ты ж брезгуешь. Ты ж не мужик, - брякнула Люда и раскрыв шаткую входную дверь вышла на улицу.
- Она шутит, - утешила его Доля и погладила по густой шевелюре, - на самом деле, ты ей нравишься.
Дима встал из-за стола и обнял ее за шею. Шепнул на ухо что-то о любви и, оставив розу на столе, вышел из хижины, заботливо прикрыв за собой дверь.
Доля смотрела на розу и видела в ней бесполезную смерть. Тело умершего цветка нельзя было скормить собакам. О нем никто не скорбел, никто не хоронил его. Это было просто ненужное мертвое бордовое тело ростом с Долю.