Юношу заставили долго держать на вытянутой руке тяжелый камень. Калли ударил его гибким прутом по голой спине. Его щипали, ему крутили пальцами кожу на животе. Калли приказал ему лечь ничком и приложил к телу раскаленный на углях кремень. Уа должен был не охнув дожидаться, пока он не остынет. Уа и здесь показал себя молодцом. Сильное желание стать мужчиной помогло ему стойко перенести все муки.
Это было последнее испытание, и Калли, храбрейший охотник поселка, с улыбкой отдал ему свое тяжелое боевое копье. Трудное испытание было выдержано.
Старики вместе с Тупу-Тупу пришли в землянку матери Уа — Уаммы. Они перенесли в землянку охотников вещи Уа: его постель и одежду, его мешки и оружие, которое он сам себе сделал.
Уамма неожиданно для себя всплакнула. Она все еще считала сына маленьким. И вдруг он уже охотник! Остальные женщины тоже прослезились. Младшие братья и товарищи глядели на Уа с восторгом и завистью.
Вечером опять на лужайке кружился хоровод в честь молодоженов и молодого охотника Уа. Только ночь разогнала всех.
Когда поселок затих, огромный и тяжелый Калли вышел из охотничьей землянки. Он осмотрелся кругом и медленно зашагал вдоль оврага. На самом краю обрыва сидела одинокая Ши. Весь вечер она провела одна, не принимая участия в танцах. И теперь еще глаза ее щипало от слез. Она глядела, пригорюнившись, вдаль, не замечая, как густеют сумерки и наступает ночь.
Калли издали заметил ее, неслышно подошел и уселся рядом.
Обоим не хотелось говорить. Они даже не смотрели друг на друга. Вдруг Калли накрыл широкой ладонью маленькую руку Ши. Девушка улыбнулась и ее печальные глазки повеселели. В этом жесте она ощутила ласку, и ей было приятно почувствовать теплоту его руки. Так сидели они до поздней ночи.
Месть Куолу
Куолу едва живой дотащился до своей землянки. Рана была неглубока, но колдун потерял много крови. Он провалялся целый день. Иза прикладывала к больному месту листья. Рана перестала кровоточить.
Землянка Куолу была похожа на землянки других жителей Большой реки. В береговой круче он выкопал неправильной формы округлую продолговатую яму, сверху прикрыл ее конусообразной связкой жердей. Промежутки между жердями были закрыты большими кусками белой бересты, а снаружи укутаны пучками стеблей сухой осоки, тростника, камышей и рогоза. В крыше он проделал дымовую дыру. Другая, пошире, со стороны реки, служила дверью.
Стены внутри были обвешаны мехами зверей, пучками растений и рогами оленей. Несколько лошадиных черепов украшали угол, в котором ютился Куолу.
Куолу лежал молчаливый и злой. Все жены не знали, как ему угодить. Колдун капризничал: то лежал с закрытыми глазами, то требовал воды, а когда ее приносили, опрокидывал посуду.
Через день он услышал голоса возвращавшихся домой Красных Лисиц и послал к ним жен за обычной данью.
— За проход! А Чернобурым сказать: Куолу будет здоров. Узнают скоро! Пусть ждут злого ветра от моих угроз!
Так стала всем известна страшная угроза: Куолу хочет мстить!
Через десять дней сам Куолу сказал об этом трем охотникам Чернобурых. Он встретил их возле реки, недалеко от поселка. К этому времени рана его затянулась. Колдун снова стал выходить.
Куолу потребовал, чтобы в его землянку привели Канду. Он хочет взять ее в жены. А если не послушают, всем Чернобурым будет плохо.
У Чернобурых началась паника. Колдун! Юсора! В его власти пустить по ветру всякую беду. Захочет сделать зло — где спасенье?
Женщины приходили уговаривать Канду — пусть идет к колдуну. Они не хотят из-за нее терпеть несчастье. Канда плакала. Ао с копьем в руке стоял перед шалашом и грозил каждому, кто подойдет. Через день пришло известие: колдун требует в жены не только Канду, но и Баллу.
Ни та, ни другая и слышать не хотели об этом. Но женщины ворчали и сердито поглядывали на красавиц. Матери пошли разговаривать с Каху. Мать матерей взяла из костра горящую ветку и обошла с ней вокруг землянок. Это немного успокоило взволнованные умы. Но скоро страхи возобновились.
В поселке начали хворать люди, особенно дети. Каждое лето дети болели. В этом не было ничего удивительного. Но в этом году болезнь была удивительно злой. Тяжело заболел и умер один из стариков. С каждым днем становилось все теплее и теплее. Тучи мух и мошек вились над поселком. Отбросы были тем местом, где они плодились. Мух становилось все больше и больше, они носились повсюду, быстро распространяя заразу.
В один из пасмурных дней Ао, Волчья Ноздря, Уа, Калли и Улла вернулись с удачной охоты. Они принесли молодого олененка, разрезанного на куски. Но, к их удивлению, никто их не встретил. В охотничьей землянке нашли они товарищей. Остальные охотники тоже вернулись с хорошей добычей.
И старики и дети были сыты, но не было ни у кого обычного в этих случаях веселья.
Все женщины собрались в землянке Уаммы. На полу, посреди жилья сидели с каменными лицами Огга, Уамма и другие женщины. Перед ними была вырыта продолговатая неглубокая ямка. Свежая земля, откинутая в сторону, лежала рыхлым валом.
У стены сидели другие матери и молча глядели на два меховых свертка на дне могилки.
В это утро умерли мальчик и девочка — сын Уаммы и дочь Огги.
Трупики положили рядом и начали засыпать землей. Могилка была так мелка, что детские тела покрылись только тонким слоем земли.
Вместе с ними закопали берестяную чашку с орехами, заботливо положили рядом круглый камень — разбивать скорлупу. Поставили деревянную миску с водой. Когда тени умерших захотят пить, они смогут это сделать, не выходя из могилы.
Прежде чем положить детей в могилу, Уамма сняла ожерелье и надела его на шею своему Лаллу.
Три старухи сидели над могилкой. Это были Мать матерей Каху и еще две.
Каху сидела, скрючившись, на земле, и старческие губы ее шевелились. Она бормотала невнятные слова. Одна из старух держала пучок можжевеловых веток. Время от времени она протягивала одну из них к очагу. Ветка вспыхивала и старуха передавала запылавшую хвою Каху. Та махала веточкой над могилкой, и ароматный запах горящего можжевельника распространялся по землянке. Когда ветка сгорала, Каху кивала, и та же старуха зажигала новую ветку, а другая высыпала из мешочка горсть серых угольков. Каху кидала их на могилку и пришлепывал ладонью к земле. Крючковатый нос ее почти упирался в подбородок, седые космы спадали по плечам.
Потом Каху обошла вокруг землянки и окурила ее можжевельником.
Вдруг раздался тоненький голосок Уззы, восьмилетней дочки толстой Огги.
— А зачем их зарыли? — она показала пальцем на свежую могилку.
— Им там будет лучше, — сказала Огга. — Они будут жить под землей.
— Под землей темно, — сказала Узза.
— Они пойдут туда, где живут тени, — прошамкала старуха, которая зажигала можжевельник.
— А зачем? — приставала Узза.
— Как зачем? Они умерли, а теням куда же деваться? Вот ты спишь, а тень твоя ходит. Так и они. Они спят в могилке, а тени будут жить. Нехорошо, когда тень мертвого по земле ходит.
— А отчего им у нас не жить? — продолжала неугомонная Узза. — Мы бы с ними играли. Или в лес пошли бы за ягодами.
— Глупая! Если тень будет по земле ходить, люди будут пугаться. Заболеть даже можно, если встретишь. Пусть себе ходят под землей. Там есть такие же леса, и речки, и травка. Там им будет хорошо.
Дети окружили старуху и стали спрашивать, что такое тени.
— Тень — такой же человек, только вроде дыма. Сейчас, в полдень, маленький, а вечером станет большой. Когда человек ляжет спать, куда же тень девается? Вот ты сон видишь? А это тень твоя летает и все видит. А когда человек умрет, его надо проводить под землю. Там ему будет хорошо. Там в речке он рыбку будет ловить, в лесу ягоды собирать. Все как здесь, так и там. Только надо о тени позаботиться, а то она рассердится и сделает что-нибудь вредное.
Каху вернулась еще раз к могилке и пошептала над ней. Это она уговаривала тени лежать смирно, не выходить из-под земли и не пугать живых.