Совсем некстати поступила депеша от военного министра А.И. Верховского: срочно прибыть в Петроград. Из короткого разговора с министром выходило, что, по полученным данным, германцы намериваются наступать на Петроград. Краснову надлежало в кратчайший срок сконцентрировать конный корпус под Питером — в Павловске, Пулкове, Гатчине, Ораниенбауме, Старом Петергофе.
Странно: германцами в тех краях и не пахло, зато кровавый рассвет революции занимался вполне очевидно. Дымком грядущих пожаров потягивало все сильнее. Не видеть, не ощущать этого Керенский не мог. Но и прямо запретить повсюду звучавшую революционную песню боялся. В очередной раз сманеврировал, пытался сыграть на патриотических чувствах народных масс.
И в очередной раз прошло. Под предлогом угрозы со стороны немцев удалось сконцентрировать вокруг Петрограда серьезные силы. Краснов к тому времени почти сбил в управляемый кулак и подтянул боеспособный конный корпус. Штаб разместился в Царском селе во дворце княжны Марии Павловны. На усиление вот-вот из Румынии должны были подойти 2-я казачья сводная дивизия под командованием генерала Гуславского и гвардейская казачья дивизия. Это были самые надежные на тот момент части, состоявшие преимущественно из казаков.
Но опять возникла неразбериха. По приказу командующего Петроградским военным округом полковника Полковникова конный корпус Краснова пришлось раздробить и разбросать для подавления революционного движения и выполнения карательных функций на большой территории от Ревеля до Пскова. Еще одна загадка истории: что это, результат умелой вербовки-пропаганды большевиков или неудачное стечение обстоятельств?
Как бы там ни было, ко второй половине октября от полнокровного конного корпуса Краснова под Петроградом остались три полка и три конные казачьи батареи по четыре орудия в каждой. Все. А через десять дней, в ночь на 26 октября 1917 года, Краснова неожиданно вызвал генерал Черемисов.
Спокойным голосом он сообщил, что в Петрограде произошла революция. Власть перешла к Советам. Сказал буднично, словно извещал о каком-то давно ожидаемом, маневре противника на одном из участков фронта.
— Я получил приказ Керенского двинуть войска фронта на подавление восстания в Петрограде, — продолжал Черемисов. — Но решил не торопиться исполнять его. Предвижу ваши вопросы, Петр Николаевич.
— Разумеется, они есть.
— Тогда извольте сначала меня выслушать. Итак, главный вопрос: почему генерал, русский генерал, отказывается выполнять приказ своего Верховного Главнокомандующего? Во-первых, на эту должность Керенский назначил себя сам. Во-вторых, он образцовый шпак, никогда не носивший погоны. В третьих, и генералы, и офицеры устали, разочаровались в правительстве. Если премьер позволяет себе бежать из Питера под прикрытием американского флага на посольской машине, это не вождь. Керенский прибыл к нам в штаб фронта, и встретили его нелюбезно.
— И где он сейчас, что делает?
— Да здесь, в городе. Кстати, могу сообщить, его посланцы вас здесь уже ожидают, чтобы сразу проводить к нему.
Действительно, при выходе из квартиры Черемисова Краснов заметил комиссара Северо-Западного фронта Войтинского, нервно прохаживавшегося по улице. Тот, увидев генерала, пригласил его к Керенскому, который поселился в Пскове у своего родственника генерал-лейтенанта Барановского. По пути Войтинскийрассказал о некоторых подробностях этой, как он выразился, исторически обидной для демократии ночи, снова напомнив Краснову о том, какая историческая миссия выпала ему в столь трудный для России час.
Керенский встретил их бурным потоком слов. Был он взвинчен, не говорил, а кричал:
— Я требую срочно начать наступление на Петроград. Требую защитить Временное правительство. Я должен немедленно, сейчас же выехать в Остров, в штаб вверенного вам корпуса. Вы будете меня сопровождать.
Краснову оставалось только неопределенно кивать головой: как, мол, изволите.
Неудачный поход генерала Краснова
На рассвете прибыли в Остров, Керенский захотел непременно держать речь перед казаками. Наспех согнали на площадь солдат, устроили митинг. Полусонные люди бурчали, слушая пафосную речь с призывами немедленно начать наступление на Петроград. Толпа мрачно безмолвствовала…