У меня вдруг сердце замерло от дурного предчувствия.
А Рамиту поднял взгляд, распрямил плечи и даже стал казаться выше ростом.
— Дамы и господа, — кашлянул он, и мальчишка, стоявший за его спиной, протянул ему узкую деревянную коробочку. — Не будем оттягивать больше. Я пришел, дабы предложить равейнам в лице королев, — поклон в сторону Двуликой и нашей звезды, — шакаи-ар в лице уважаемого старейшины, — еще один — для Акери, — и, разумеется, магов в лице почтенного ректора… союз.
Воцарилась такая тишина, что слышно стало, как шумят этажом ниже студенты. Даже ночью не бывало такого безмолвия.
— Что? — не слишком вежливо, но очень искренне переспросила Двуликая, отступая на шаг назад. На мгновение ее лицо стало очень молодым, будто маска слетела.
— Союз, — уже уверенней повторил инквизитор и бережно раскрыл коробочку. В ней оказался самый настоящий старинный свиток, туго свернутый и перевязанный ленточкой. — Пожалуй, мне следовало начать с этого… Видите ли, многие в нашем Ордене считают Сервиольский договор ошибкой. Это — декларация с подписями двенадцати из семнадцати членов Высшего совета Ордена. В ней мы смиренно просим вас о помощи, — и он с почтительным поклоном передал свиток Двуликой.
— О помощи какого рода? — неожиданно спросила я вслух и тут же залилась краской — так громко и четко прозвучало мое бормотание.
Инквизитор отвел взгляд.
— Орден просит помощи у равейн, шакаи-ар и гильдии магов для того… — он сделал паузу — …чтобы изгнать Древних.
Все замерли. Никто словно не решался ни слово вымолвить, ни двинуться с места.
Резко, будто свернутая пружина расправилась, поднялся вдруг Холли, и упавший стул прогрохотал по полу, словно кто-то ударил в гонг.
— Я так и знал, — торжествующе произнес Холо за всех, открытой ладонью ударяя по столу. — Так и знал, что с этим договором вот так все и кончится!
Глава 24. Воздушные замки
Холо покинул Академию через неделю.
Возможно, я бы даже этого и не заметила, но перед уходом он почему-то заглянул к нам в комнату. Мы втроем как раз играли в карты, и я, конечно, находилась в глубоком минусе.
— Тьфу ты, пропасть, — раздалось над моим ухом в тот момент, когда я собиралась сделать очередной ход. — Кто ж так с Незнакомцами поступает? Давай, Судьбинушку вынимай… А вот и она! Здравствуй, здравствуй, подруженька…
Холли разговаривал с картой ласково, будто с живым человеком. «Правильный подход!», — обрадовалась я и с удовольствием уступила ему место. Продуть в очередной раз Дэйру и Ксилю? Нет, спасибо. Уж лучше посмотреть со стороны, как соревнуются на равных три сильных игрока.
Бывший консультант довольно потер руки, отбросил за спину косу и, не тушуясь, уселся прямо на ковер.
— Холо, а вы по делу зашли или просто так? — поинтересовалась я, перебираясь на кровать: валяться там было удобнее, чем на полу. А еще — сверху открывался замечательный вид на все карты сразу. — О том, как вы в комнату попали, даже не спрашиваю — после тех-то фокусов с ключами…
— Ай, не сейчас, милая, — махнул он рукой в серой замшевой перчатке без пальцев и вернулся к разглядыванию карт. Я вздохнула, но смирилась. Все равно расскажет, рано или поздно. — А вы, дорогие мои, вызов примете али струсите? — задиристо посмотрел Холо на моих шакаи-ар.
— Это будет интересный опыт, — легко согласился Дэриэлл, но взгляд его мгновенно стал цепким и… темным, что ли? По крайней мере, ласковое выражение исчезло напрочь.
Ксиль не сказал ничего, но улыбнулся так, что меня окатило жутковато-сладкой волной. К слову, раньше я думала, что после преображения он станет похожим на Акери — таким же холодным и равнодушным.
И ошиблась.
Теперь Максимилиан напоминал раскаленный добела металл. Кожа его источала жар постоянно, будто князь все время был голоден. Иногда Ксиль наклонял голову, глядя в карты, и тогда легкие, паутинно-шелковые волосы пересыпались через плечо шелестящей волной, как поток горячего вулканического пепла; а порой — в задумчивости начинал покусывать пунцовеющие губы, совсем как сейчас, и мне казалось, что еще чуть-чуть — и он просто вспыхнет, как тонкий листок рисовой бумаги.
Акери говорил, что Максимилиан будет чувствовать меньше, а эмоции его станут глуше. Но и этого я не замечала. Напротив, Ксиль держался живее, больше улыбался. Он по-прежнему мог забраться мне под бок, если я читала, напрашиваясь на ласку, как здоровенный кот. Или выбрать момент, когда Дэриэлл находился в хорошем настроении, и вцепиться в его косу, как в любимую игрушку — расплетая, расчесывая, играя тяжелыми прядями цвета мёда. Или огрызнуться, если вдруг случалось плохое настроение, а потом весь вечер умильно заглядывать в глаза попеременно то мне, то целителю…