После того, как все три головы Кербера оказались исправно оторваны, драконий хвост завязан самым сложным узлом из всех возможных, а героям-победителям были торжественно вручены награды - по лепешке на брата и по горсти изюма - тогда настал черед пищи духовной.
- Сказку! - заканючили близнецы. - Пустышка, сказку! Ну, ты же обещал... Про Сизифа!
- Нет, про Тантала!
Мнение братьев, до сих пор единое, разделилось.
- Про Сизифа!
- Про Тантала!
- Уходи отсюда со своим Сизифом!
- А ты - со своим Танталом!
- А ты...
Пустышка двумя подзатыльниками прервал этот диспут.
- Про Сизифа не буду, - решительно заявил он. - Надоело. Лучше про Тантала.
- Как он был басилеем Сипила, - подхватил Ификл. - И боги приходили к нему пировать!
- И как он пировал с богами на Олимпе, - присоединился Алкид, стараясь перекричать брата. - А потом крал нектар с амброзией - и раздавал своим друзьям!
- И разглашал им тайны богов!
- И сказал Зевсу, что его жребий, жребий Тантала, прекраснее жребия Олимпийцев!
- И украл золотую собаку Зевса из святилища на Крите! Подговорил эфесца Пандарея, тот собаку увез, а Тантал спрятал!
- А потом поклялся страшной клятвой, что в глаза ее не видел!
- И сына своего Пелопса принес в жертву!
- А мясом его накормил богов!
- А Зевс его - в Аид! На вечные муки!
- Так ему и надо! Будет знать, как богов человечиной кормить! Вон Деметра плечо Пелопса слопала - и живот разболелся!
Пустышка весело наблюдал за разгорячившимися братьями.
- Конец сказки, - подытожил он. - Вы уже все рассказали.
Близнецы растерянно переглянулись.
- А бабка Эвритея говорит, - словно что-то вспомнив, зачастил Ификл, одновременно запихивая в рот остатки изюма, - что Тантал не басилеем города Сипила был, а богом горы Сипил! А я ей говорю, что она старая и ничего не понимает! Был бы Тантал богом - не попал бы в Аид! Врал бы себе дальше... безнаказанно. Вот!
Алкид с сомнением шмыгнул носом.
- Ну да! А если Тантал не был богом - чего ж Зевс его сразу молнией не треснул?! Еще когда он нектар крал или грубил Громовержцу... Зачем терпел-то? Я вот когда грублю - меня сразу... особенно - Автолик! Ты, Ификл, вечно удираешь, а я за двоих получаю, как Тантал!
- Не ссорьтесь, - перебил мальчишек Гермий-Пустышка. - Оба правы. Был Тантал богом горы Сипил, был... да сплыл. Стал просто басилеем. Один гонор остался божеский, за что и пострадал.
Теперь уже сомнение взяло обоих братьев.
- Так не бывает, - хором заявили они. - Бог - он и в Гиперборее бог! Навсегда. Врешь, Пустышка!
Гермий-Пустышка молчал, улыбаясь - только улыбка его была не такая, к какой успели привыкнуть близнецы, два с половиной года назад познакомившиеся с Пустышкой в переулке возле базара.
- Врешь, - уже не так уверенно повторил Алкид.
Ификл и вовсе замолчал.
- Врешь, - не сдавался Алкид. - Вот Аполлон: и папа у него бог, и мама - бог... то есть богиня! И у Афины... ее вообще Зевс из головы родил. И Гермес...
- У Гермеса папа - бог, - поддержал брата Ификл. - Зевс у него папа! Как у Алкида...
И осекся, испуганно захлопнув рот.
- Мой папа - Амфитрион, - набычился Алкид. - А тебе я по шее дам! У меня свой папа, а у Гермеса - свой...
- А мама у Гермеса - нимфа, - немного грустно сказал Пустышка. Нимфа Майя-Плеяда, дочь Атланта. А у Диониса папа - бог, а мама - обычная женщина Семела, глупая дочь Кадма, основателя вашего города! И не только у Диониса...
- А как же тогда отличить, где бог, а где не бог? - заморгал Алкид, забыв про болезненный вопрос отцовства. - Если так, то в чем разница?
- Это как раз просто, - подмигнул обоим Пустышка. - Смотрите: вот вы оба - басилеи города Сипил. А я - бог горы Сипил. И я у вас спрашиваю чей это город?
- Наш, - не задумываясь, ответили близнецы.
- А дворец чей?
- Мой! - мгновенно выкрикнул Алкид; Ификл же только кивнул.
- А дороги в городе чьи?
- Мои, - на этот раз Ификл успел первым.
- А люди?
- Мои! - близнецы стали поглядывать друг на друга с недоверием и ревностью.
- А гора Сипил, близ которой город?
- Моя!
- Нет, моя!
- Нет, моя!
- А я тебе войну объявлю!
- А я тебе... я тебе...
- Вот и видно, что вы люди, - покачал головой Пустышка. - Только человек говорит: "Это я, а это - мое!" И готов за это убивать. А бог горы Сипил сказал бы совсем по-другому...
Тишина. Напряженная, внимательная тишина.
- Бог сказал бы: "Это - я; а эта гора - тоже я! Каждый камень на ней - я, каждый куст - я, ущелье - я, пропасть - я, ручей в расщелине - я, русло ручья - я!" Вот что сказал бы бог...
- А Зевс его молнией! - крикнул Ификл. - Да, Пустышка?
- Кого, малыш? Если есть "я", и есть "мое" - тогда можно молнией... Огонь, грохот - и "я" исчезло, а "мое" стало "ничье" и вскоре будет "чьим-то"! Но если все - "я", тогда кого бить молнией? Камни, ручей, птиц, кусты, ущелье - кого? Гору - молнией?
- Гору! - закричали оба.
- Всю гору?
- Всю! Стереть с лица земли! Трах - и нету!..
- Стереть с лица земли? Но богиня Гея говорит про землю: "Земля - это я!" А горный ручей впадает в реку Кефис, и бог реки говорит: "Река - это я!" Вода в реке, тростник по берегам, мели, перекаты, галька - я!
- И его молнией, - неуверенно пробормотали близнецы. - И Гею молнией... всех - молнией...
Гермий молчал.
"Весь мир - молнией? - молчал Гермий. - Из-за одной горы? Молний хватит-то?.."
- Так вот почему Зевс не трогал Тантала, пока тот был богом! вырвалось у Ификла. - Я - это гора, камни, кусты... нельзя из-за одного меня весь мир - молнией!
- А потом он украл золотую собаку, - Алкид положил руку на исцарапанную коленку брата. - И сказал про собаку: "моя"... И про жребий сказал: "мой". Мой жребий прекраснее жребия Олимпийцев! Так и стал из бога - просто басилей... Сына своего не пожалел - сын не "я", сын "мой", чего его жалеть?! В жертву его!..
Ификл с непонятным трепетом огляделся вокруг.
- Этот дом - мой? - он словно пробовал слова на вкус. - Этот дом - я? Дерево - я? Лепешка - я?
Нет. Глупо это прозвучало, глупо, по-чужому, не так...
Взгляд мальчика упал на брата, и что-то зажглось в глубине этого взгляда.