- Ты - это я, - Ификл радостно хлопнул Алкида по плечу. - Ты посмотри на себя, Алкид! Ты только посмотри на себя! Ты - это я! Понял?
- Я смотрю, - Алкид не отрывал глаз от лица Ификла, - я смотрю... на себя. Ты - это я! Правильно?!
- Правильно!
- Правильно, - согласился Пустышка. - Вы даже не представляете, парни, до чего это правильно. Ну а теперь - пошли драться!
- Не по правилам? - восторгу близнецов не было предела.
- Разумеется, - подтвердил Пустышка. - А как же иначе? Здесь вам не палестра, герои...
И они пошли драться не по правилам.
7
- ...Этот Эврит - действительно хороший лучник, - задумчиво пробормотал Автолик, привычно запуская пятерню в свою густую бороду. - И учитель хороший... а так, похоже, сволочь.
- Причем тут Эврит? - недоуменно пожал плечами Кастор, сидя рядом с Автоликом на западной трибуне и наблюдая за долговязым Ифитом и коренастым фиванцем Миртилом - те только что наложили по стреле на тетиву и теперь натягивали свои луки.
Отсюда все поле стадиона прекрасно просматривалось, и Кастор про себя отметил, что мишень стоит чуть косо; потом он снова перевел взгляд на лучников и подумал, что Ифитов лук под стать владельцу - раза в полтора длиннее лука Миртила.
И натягивал его Ифит не до груди, как привыкли фиванские стрелки, а по-варварски, до самого уха.
А еще Кастор, как истинный лаконец, подумал, что лук - оружие труса. Ну пусть не труса, но уж во всяком случае не настоящего мужчины.
- При том, что Ифита не Аполлон стрелять учил, а Эврит, - как ребенку, пояснил Автолик Кастору свою мысль. - Отец, как-никак...
На поле Автолик смотрел невнимательно и думал, что зря он сел рядом с Диоскуром.
- А-а-а, - понимающе кивнул Кастор.
Автолик покосился на безмятежное лицо Диоскура и больше до конца состязаний с ним не заговаривал.
Лук юного Ифита с негромким гудением распрямился - и стрела, свистнув в воздухе, с тупым стуком вонзилась в центр мишени. Хмурый и сосредоточенный Миртил еще некоторое время целился, после чего тоже спустил тетиву.
Центр мишени расцвел второй стрелой - и толпа зрителей на трибунах разразилась приветственными криками.
Болели за своего, за фиванца.
Миртил с усилием улыбнулся и вытер выступивший на лбу пот. Почему-то в тот момент, когда стрела сорвалась с тетивы, пожилому учителю припомнилось выражение лица приезжего ойхаллийца Эврита, когда они перед самым состязанием чуть не столкнулись у входа. Между ними еще тогда ужом проскочила эта старая сумасшедшая, карлица Галинтиада - и Миртилу показалось, что басилей Эврит сухо кивнул нищей старухе, прежде чем проследовать на отведенное ему почетное место.
Ему, Миртилу, басилей кивнуть забыл - словно впервые видел...
Учитель Миртил с затаенной тоской оглядел беснующиеся трибуны и подумал о том, что бы завопили зрители, если бы узнали об условии, которое было поставлено Эвритом и принято им, Миртилом.
Ночью пришел в дом Миртила Эврит-ойхаллиец, и условие было ночное, темное, из тех, которые и принять нельзя, и не принять нельзя...
Ну что ж, учитель всегда приносит себя в жертву ученику - правда, не так, как потребовал этого басилей Эврит, человек с пальцами лучника и глазами змеи.
Мальчишку, в жертву которому должен был тайно принести себя проигравший сегодняшние состязания, Миртилу видно не было. Небось, вертится в толпе вместе с братом... Герой. Будущий герой. Величайший герой Эллады с цыпками на босых ногах.
Учитель Миртил еще раз отер бугристый, с залысинами лоб и заставил себя сосредоточиться на мишени.
- ...Эй, Пустышка, давай к нам! Отсюда лучше видно! Да здесь мы, здесь, у тебя под носом! Не туда смотришь! - оба брата от души веселились, приплясывая на высоченном каменном парапете, куда непонятно как забрались.
Пустышка - типичный разгильдяй-зевака с черствым коржиком в одной руке и флягой вина в другой - завертел головой, потом увидел мальчишек (или сделал вид, что только что увидел) и вскоре протолкался к братьям, легко вскочив на парапет.
Пожалуй, даже слишком легко... но кому было до этого дело?
Никому - поскольку на поле уже устанавливались новые мишени, существенно меньшие, чем предыдущие; и располагались они от черты, где стояли стрелки, не в пятидесяти шагах, а в полтора раза дальше.
Пустышка обнял просиявших близнецов за плечи, кивком указал им на стрелков и восторженно прицокнул языком - что не преминули собезьянничать Алкид с Ификлом.
И снова рослый юноша-ойхаллиец выстрелил навскидку, почти не целясь, безошибочно поразив мишень, и снова долго и тщательно целился Миртил, целился, спускал тетиву, и орали счастливые зрители - свой, земляк, фиванец, пока что ни в чем не уступал заезжей знаменитости. А что целился дольше - так это правилами не оговорено!.. хоть неделю целься.
- Эй, Пустышка, ты за кого болеешь? - дернул приятеля за край хламиды взмокший от переживаний Ификл.
- Я - за Миртила! - гордо добавил он, так и не дождавшись ответа, после чего без спросу отломил у Пустышки кусок коржика и принялся его жевать.
- А я - за Ифита! - тут же вмешался Алкид, взволнованно подпрыгивающий на месте и ежесекундно рискующий свалиться с парапета. Миртил вон сколько целится, а этот долговязый раз - и точно в цель!
- Все равно Миртил лучше! - не выдержал Ификл. - Потому что наш! Пустышка, ну Пустышка, скажи ему - кто лучше?! Кто победит?!
- Пусть победит сильнейший, - нашелся Пустышка.
- Ясное дело, сильнейший, - надулись оба мальчишки. - Но ты-то за кого?!
- Я - за Аполлона! - улыбнулся Пустышка, но глаза его оставались серьезными и смотрели куда-то в сторону кромки поля. - Вы, ребятки, болейте на здоровье себе, а я пойду поздороваюсь - родственничка заприметил...
Вот он был - и вот его не стало. Близнецы все никак не могли привыкнуть к этой странной особенности Пустышки - умению исчезать мгновенно и совершенно бесследно.
То-то удивились бы братья (да и не они одни), узнав, что их замечательный друг находится совсем рядом, рукой подать, просто увидеть его можно, только если уметь видеть по-настоящему - а это умеет далеко не каждый.
Например, из собравшихся зрителей это умел только один слепой Тиресий.
...Гермий невольно улыбнулся, потрепал Алкида по вихрастому затылку (тот не глядя отмахнулся - муха, что ли, докучает?) - и, незримый для людей, двинулся к кромке поля.