Не Тартар - Лукавый сам поставил себя против этих детей сегодняшним предательством, как против равных, как змея, загнавшая в угол хорька; и Ананка-Неотвратимость лишила Гермия права решать и выбирать, оставив лишь право драться с теми, кто только что сказал: "Сейчас мы их убьем и уйдем отсюда".
Убьем и уйдем.
Впервые жезл показался Гермию невыносимо тяжелым.
...Лукавый чуть не упал, когда Хирон властно отстранил его и, как ни в чем не бывало, направился к близнецам.
Хвост кентавра описал в воздухе замысловатую восьмерку; Хирон наклонился, сорвал желтый цветок нарцисса и засунул его себе за ухо.
- До ясеня докинешь? - спокойно спросил кентавр у Ификла, одной рукой указывая на камень на плече мальчишки, а другой махнув в сторону ясеня, растущего в двадцати шагах.
- До тебя докину, - враждебно отозвался Ификл и, подумав, добавил: Ближе не подходи... лошадь.
- Сам ты лошадь, - засмеялся Хирон, пританцовывая на месте. - Пуп не надорви, герой! Ну-ка, дай сюда камешек...
Гермий удивленно смотрел, как Ификл безропотно отдает кентавру свое оружие, а Хирон взвешивает камень на ладони - глаза кентавра при этом странно вспыхнули - и швыряет глыбу в старый ясень.
- Здорово! - одновременно выдохнули забывшие обо всем близнецы, когда камень врезался в корявый ствол и, ободрав кору, упал к подножию пелионского великана.
- А вы думали! - в тон им отозвался Хирон, блестя зубами, которые завистник скорей всего назвал бы лошадиными. - Ну что, парни, поехали ко мне в гости?
- Поехали? - недоверчиво переспросил Алкид, запустив в ясень своей палкой и промахнувшись. - Мы тебя что, в колесницу запрягать будем?
- Нет уж! - расхохотался кентавр. - Мы с вами как-нибудь без колесницы обойдемся...
И подхватил под мышки сперва Ификла, а потом и Алкида, изогнувшись и усаживая братьев на своей конской спине.
- Держитесь! - строго приказал Хирон, но в этом не было нужды: Алкид ухватился за брата, Ификл вцепился в правый локоть кентавра, и две пары пяток дружно забарабанили по гнедым бокам Хирона Кронида.
- Эх, жаль, стрекала нет! - заикнулся было Алкид, с тоской поглядывая на брошенную им палку, но кентавр сделал вид, что не расслышал, и медленной иноходью двинулся к кустам маквиса, откуда не так давно появился.
У самых кустов он задержался и покосился на одиноко стоящего Гермия, словно впервые его заметив.
- А этого с собой возьмем? - небрежно спросил Хирон, теребя свободной рукой цветок за ухом.
- Не-а! - возмущенно заорали близнецы, а Ификл даже погрозил Пустышке кулаком, чуть не свалился на землю и поспешно уцепился за Хирона.
- Правильно! - согласился кентавр, тряхнув гривой спутанных волос. Этого мы не возьмем! А если он сам придет, то мы его...
- Зарежем! - предложил Алкид.
- Повесим! - добавил Ификл.
- А потом утопим, - вполне серьезно подытожил Хирон. - И после всего этого заставим развести костер и сварить нам похлебку. Договорились?
И, не дожидаясь ответа, весело заржал и двинулся напролом через кусты.
Когда треск, топот и вопли значительно отдалились, покинутый в одиночестве Гермий почесал в затылке, сунул жезл за пояс и, растерянно пожав плечами, двинулся следом за Хироном, вполголоса проклиная колючие ветки, норовящие хлестнуть Пустышку по лицу.
11
Уже почти дойдя до самой пещеры - Гермий прекрасно помнил, где она, потому что именно у Хироновой пещеры Семья клялась Стиксом не нарушать границу Пелиона без дозволения кентавра - Лукавый вдруг резко свернул в сторону и устремился между соснами туда, где еле слышно смеялся бегущий по дну оврага ручей.
Позже.
К пещере он подойдет позже, когда вернет себе прежний облик - а таким, растерянным и смятенным, он не хочет предстать перед Хироном. Негоже богу пребывать в растрепанных чувствах, да и вообще... стыдно. Стыдно, и все тут! Сколько душ в Аид отвел, и ничего, а сейчас своя душа не на месте...
Вот ведь что странно - едва Гермий признался сам себе, что ему стыдно, и не столько перед Хироном стыдно, сколько перед мальчишками, перед восьмилетними смертными шалопаями, как ему сразу стало легче. И сосны перестали укоризненно качать ветками, и кусты перестали тыкать в него сучками, и сухая хвоя под ногами зашуршала гораздо благожелательнее, и мордочка симпатичной дриады высунулась из дупла, подмигнула Гермию и, застеснявшись, исчезла с легким смехом.
"Правильно, - подлил масла в огонь Лукавый, - посмешище я и есть! Вон Аполлон с Артемидой у болтливой Ниобы не то дюжину детей перестреляли, не то вообще два десятка (кто их считал, покойников-то?!), а потом сияли, как солнце в зените, и все хвастались, что ни одной стрелы зря не потратили! Тантал или там Прокна, жена Терея - эти не то что чужих - своих детей не пожалели, зарезали, как скотину, а после еще и еду из них сготовили... Ну нет же, нет такой богини - Совесть! Ата-Обман есть, Лисса-Безумие, Дика-Правда, наконец, - а Совести нету! Ну почему у всех ее нет, а у меня есть?! Что ж я за бог такой невезучий?! Ведь сказать кому: Лукавого совесть замучила - засмеют! Воровал - не мучила, врал - как с гуся вода, друг на дружку натравливал - и глазом не моргал... пойду к Арею, в ножки поклонюсь: научи, братец, убивать!.. Этот научит... вояка! Все хвастается, что Гера его прямо в шлеме родила! Видать, головку-то шлемом и прищемило..."
Спустившись к ручью, Гермий не сразу заметил, что от приступов самобичевания он как-то машинально перешел к мысленному бичеванию своего вечного недруга Арея; не сразу заметил он и то, что у ручья уже кто-то сидит, свесив в воду раздвоенные копыта и задумчиво почесывая кончик острого и волосатого уха.
- Привет, Лукавый! - правое копыто взбаламутило тихую до того воду. Какими судьбами?
- Привет, - отозвался Гермий, садясь рядом.
Старый сатир Силен, наставник и вечный спутник кудрявого Диониса, покосился на расстроенного бога и неопределенно хмыкнул.