- Что "только", Галинтиада? - в знакомом голосе, словно шмель в закрытом кувшине, билось беспокойство. - Что - только?!
Нет ответа.
Тишина.
Шарканье ног, скрип двери...
Прохладная ладонь на пылающем лбу.
- Тебе плохо, Иолай?
"Не знаю, как Иолаю, - хотел сказать Амфитрион, - а мне плохо."
Но вместо этого открыл глаза.
Над ним склонялось лицо Алкмены - постаревшее, осунувшееся, какое-то неестественно большое, и в любимых глазах, в черной влажной глубине мерцали забота и нежность, но нежность чуждая, забота непривычная, пугающая; полуседая прядь падала на высокий лоб, покрытый бисеринками пота, кончиком касаясь глубокой морщины между все еще густыми бровями, которые Алкмена даже в молодости никогда не выщипывала согласно прихотям критской или микенской моды - и Амфитрион невольно протянул руку, чтобы убрать эту прядь.
Рука, возникшая перед его глазами, была худой и тонкокостной, как у тяжелобольного.
Амфитрион, захлебываясь ужасом, смотрел, как его жена берет эту чужую руку и прижимает к губам, тепло которых так хорошо знал старый лавагет.
Бывший лавагет.
- Хвала Пеану-целителю, ты очнулся, Иолай! - слова, рождаемые этими губами, входили в Амфитриона острием Эргинова меча. - Ну ничего, сейчас бабушка принесет тебе попить...
И Амфитрион понял, вспомнив агонию всхлипывающего кошмара, что только что убил собственного внука - чтобы жить самому.
- Мама! - позвали из коридора. - Тебя можно?
- Да, Ификл, я сейчас, - Алкмена поправила покрывало на лежащем перед ней шестилетнем мальчишке и в тысячный раз поразилась его сходству с покойным дедом.
Она вышла, осторожно притворив за собой дверь и так и не заметив, как маленький Иолай, сын Ификла и Автомедузы, вцепился зубами в собственное предплечье, чтобы не завыть.
Страшно и дико, как попавший в западню волк.
2
К вечеру он заставил себя встать и выйти во двор.
Пора было приучаться жить заново.
Тело слушалось плохо, но все-таки слушалось. Болезненность Иолая давала себя знать, и Амфитрион, без особой благодарности поминая излишнюю заботу Алкмены о любимом внуке, заставлял себя не думать о цене, уплаченной за возможность снова дышать и хвататься за стены коридора при головокружении. Умея разменивать прошлые победы на пригоршни чужих жизней, он умел не щадить друзей и родичей, не щадя себя самого... сейчас это помогало, но не до конца.
Пора платить за сделку с Аидом настанет, если уже не настала - но воину в бою некогда терзаться. Вот его сегодняшний бой: необходимость идти во двор, привыкать к несуразно выросшим вещам и пространствам, опасаться грома с ясного неба и ловить сочувственные взгляды челяди.
- Бедненький! - бросила пробегавшая через двор рабыня. - Квелый-то какой!..
И удивилась, когда бледный болезненный мальчик криво ухмыльнулся и, по-отцовски закусив нижнюю губу, плетью непривычно острого взгляда ожег крутые бедра болтливой рабыни.
Словно породистую кобылу оценивал.
"Видел бы меня Зевс! - Амфитрион мимо воли глянул вверх. - То-то посмеялся бы... да, новыми детьми я обзаведусь не скоро! Что, Амфитрион-Изгнанник, отовсюду тебя изгнали? - из Микен, из постели жены, из жизни, из Эреба... Одно слово: герой! А что? Съезжу в Иолк, приду в гавань: где тут Арг-корабел или Тифий-кормщик? С собой в Колхиду возьмете? Небось, раньше за честь бы почли..."
Он чуть не подпрыгнул, когда почувствовал, как чья-то тяжелая рука гладит его по макушке.
Позади стоял Ликимний, сводный брат Алкмены.
За последние пять лет Ликимний сильно изменился. Роскошные некогда волосы поредели, лицо покрылось пятнами неопределенного цвета, и лишь глаза оставались почти прежними - черные, миндалевидные, в обрамлении густых ресниц - только белок глазного яблока треснул сетью кровяных прожилок, помутнел, отчего казалось, что Ликимний только что проснулся.
- Ожил? - бодро поинтересовался Ликимний, нависая над мальчишкой. Ну, хвала богам! Тебе, Иолай, больше бегать надо, одежду в клочья рвать, а не с няньками в доме сидеть!
"А тебе пить меньше надо", - чуть не вырвалось у Амфитриона.
Смотреть на бывшего шурина снизу вверх оказалось делом непростым и раздражающим.
Особенно если этот почти сорокалетний мужчина непрерывно поглаживает твою макушку.
- Я в твои годы... - Ликимний не договорил, как бы предполагая, что собеседник и без того знает, чем занимался Ликимний в его годы; знает и всячески восхищается.
- И-эх, Иолайчик... земля под ногами горела! Синяки, шишки - навалом! А ты прямо как девчонка - болеешь, болеешь... И друзей у тебя настоящих нет. Ты знаешь, дорогой, я как твой двоюродный дед и потомок Персея...
- Шел бы ты лучше, Ликимний, - непроизвольно отозвался Амфитрион, с удивлением слыша собственный голос, тонкий и высокий. - Как дед... и двоюродный потомок Персея.
И стряхнул с себя пухлую ладонь.
Как выяснилось, зря - ладонь немедленно впечаталась в затылок, бросив Амфитриона наземь.
Он еле успел увернуться, чтобы скулой не налететь на черенок валявшейся на земле деревянной лопаты.
Тело слушалось плохо, но слушалось.
- Щенок! - разъяренный Ликимний нагнулся и ухватил наглого мальчишку за шиворот. - Распустил язык, бабкин любимчик! Аггхх... оуууююй!..
Последнее относилось к лопате, воткнувшейся ему между ног.
Следующее, в чем несчастному Ликимнию пришлось убедиться оказывается, оплеуха лопатой гораздо менее приятна, чем это кажется вначале.
То есть даже вначале оплеуха эта не кажется подарком судьбы, а в конце - ну так совсем...
- Больно, - задумчиво сказал Ликимний, лежа на спине. - Очень больно. Я как твой дед... и вообще.
Над ним склонилось хмурое мальчишечье лицо.
Без малейших проблесков участия.
- Пожалуешься сестре - убью, - скучно пообещал маленький Иолай. - И вот что, дедушка: не гладь меня больше по голове. Никогда. Договорились?
- Договорились, - кивнул Ликимний, чувствуя, что сходит с ума.
И потрогал пальцем шатающийся зуб.
3
...Алкмена знала, что в этой жизни у нее не осталось ничего, кроме внуков.
Вот уже почти пять лет она знала это - с того самого дня, когда Фивы впустили победителей, вернувшихся домой. Наверно, многие тогда осуждали ее, жену погибшего лавагета, так ни разу и не заплакавшую над телом мужа. Над Амфитрионом убивались все: живые и родичи живых - благодаря за этот дар; те, чьи семьи опустели - видя в лавагете своих родных, оставшихся в проклятой долине; уронил скупую государственную слезу басилей Креонт, разрыдалась его жена Навсикая, выла у погребального костра сумасшедшая карлица Галинтиада, в исступлении целуя золотой диск, некогда подаренный ей умершим; отвернулся от людей скорбный Автолик, хитрейший из эллинов, скрывая предательский блеск глаз...