- Радуйся, Иолайчик! Ой, вырос, вырос-то как! Совсем большой стал!..
И детство закончилось.
Пыль, клубящаяся следом, вдруг прибавила ходу, догнала, обступила, едким пеплом запорошив горло, заставив слезиться глаза; всклокоченное облако закрыло солнце, и Амфитрион был вынужден вспомнить, кто он есть на самом деле.
Он ждал этого голоса.
Именно этого - потому что еще на Островах Блаженства, по ту сторону Ахерона, Гермий сказал ему, что Трехтелая Геката абсолютно уверена в смерти своей бывшей жрицы Галинтиады.
Уверена.
В смерти.
...Мальчик медленно повернулся - слишком медленно для шестилетки, на взгляд Галинтиады, дочери Пройта; и глазки старухи, хищно сверкнув в надвигающихся сумерках, ощупали Иолая с ног до головы.
Слишком обстоятельно, на взгляд Амфитриона, сына Алкея Микенского.
- Ну что, узнал старуху, маленький?
- Узнал, бабушка Галинтиада. Вас - и не узнать! Мама вас часто поминает...
Амфитрион изо всех сил старался, чтобы его голос звучал достаточно приветливо.
Получалось плохо.
- И куда ж ты, Иолайчик, бежишь на ночь глядя? - старуха сделала несколько мелких птичьих шажков и неожиданно оказалась совсем рядом.
Она была всего на голову выше ребенка.
"А то ты не знаешь! - про себя усмехнулся Амфитрион. - Врешь, старая, ты знаешь, что привез торговый караван из Мегар, за день до того, как он въедет в Фивы! Или у какого младенца будет родинка на копчике - за неделю до родов!"
Он очень боялся ошибиться.
Он помнил золотой диск, подаренный им самим этой юродивой старухе.
- В палестру, бабушка.
- Ой, молодец! Ой, труженик, сын героя, внук героя!.. щечки румяные, вытянулся ясенем, глядишь орлом Зевесовым...
Амфитрион машинально сделал тайный знак от сглаза.
Это не укрылось от старухи, и она еще раз вспомнила багровый мрак, хлынувший на Галинтиаду из недетского взгляда очнувшегося после двухнедельной горячки Иолая.
Галинтиада очень боялась ошибиться.
Ошибка могла дорого стоить - в последнее время Павшие не баловали свою Одержимую искренностью.
- Ну, я побежал, бабушка? - подлил масла в огонь Амфитрион, нетерпеливо топчась на месте.
- Беги, голубчик, беги! Все Фивы говорят: Иолайчику дедушка-лавагет во сне является, помогает сыновьям могучего внука растить... Дедушку, маленький, слушаться надо, дедушка плохому не научит! Настоящим мужчиной вырастит Иолайчика! Вот и мне бы, старой, послушать - что такой дедушка, как у тебя, любимому внуку рассказывает?!
Голос старухи предательски дрогнул, и в нем, как узкое тело хорька в осоке, проскользнуло плохо скрываемое возбуждение.
Впрочем, нездоровый этот интерес мог быть вызван просто старческим любопытством - о чем Амфитрион не преминул себе напомнить.
- Много чего говорил дедушка... чтоб я сильным рос, чтоб кушал хорошо, чтоб жертвы ему приносить не забывал. Только...
- Что только? - непроизвольно подалась вперед Галинтиада. - Что только, Иолайчик?! Ты не стесняйся, я тебе, чай, не чужая, чем смогу помогу!
- Только я папе и дяде Алкиду не все сказал. А уж бабушке Алкмене и подавно. Испугался я...
- Чего ж ты испугался, маленький? Ты говори, ты Галинтиаду-то не бойся, я и папу твоего в детстве лечила, и дядю, и тебя самого - вишь, какой здоровенький! Галинтиаде твой дедушка диск золотой на память подарил - гляди, красота какая! Своим не говори, мне скажи! Бабушка Галинтиада поймет-пособит!
"Неужели ЭТО передается по наследству? - мелькнуло в голове у старухи. - Странно... а как же тогда Алкидовы сыновья? Или маленькие еще?!"
- Жертву дедушка просил. Только не простую - ему... ему... ему человека в жертву надо! Вот. А как я ему человека в жертву принесу?! - я маленький, не сумею! Да и не знаю, как... А дедушка все просит и просит ему, наверное, очень надо...
Некоторое время Галинтиада молчала, со странной полуулыбкой глядя на мальчишку. Амфитрион не торопил ее. Стоял, понурившись, не зная, что старуха думает сейчас о семивратных Фивах, которые тесноваты для двух Одержимых.
И о жертвах - той, которую якобы просил покойный дедушка, и той, которую приказали принести Павшие после пятилетнего перерыва.
- А если я тебе помогу, маленький, - наконец разлепила узкие губы старуха, - ты передашь дедушке, что это старая Галинтиада веление его выполнила?
- Конечно, бабушка! - радость в голосе просиявшего мальчишки была абсолютно искренней. - Я-то передам, ты не сомневайся! Вот дедушка обрадуется!.. ты не беспокойся, он услуг не забывает. Никогда. А папе сказать?
- Папе? Нет, папе не надо. Зачем его попусту тревожить?
- Правильно! Зачем его тревожить? А мы прямо сейчас пойдем жертву приносить?
- Дедушке-то? (Амфитрион вдруг сообразил, что старуха упрямо не желает произносить его имя, именуя покойного только "дедушкой".) Нет, сейчас не пойдем. Это дело неспешное, к нему готовиться надо. Ты жди, Иолайчик, жди-пожди, я сама тебя найду, когда надо будет! Хорошо?
- Хорошо, бабушка Галинтиада! Только бы...
Но сгорбленная карлица-старушонка уже семенила прочь.
А Амфитрион направился в палестру, но не вприпрыжку, а тяжелым неспешным шагом, словно груз десятилетий отягощал острые мальчишеские плечи.
Завтра он должен будет связаться с Гермием, рассказать ему обо всем и уговорить не трогать старуху до полной уверенности в том, что они берут именно Одержимую Тартаром.
Значит, до мгновения принесения жертвы.
Лишь бы Гермий был наготове...
Завтра.
Завтра он заглянет на базар и положит две вяленые рыбешки в миску горластого рапсода.
Амфитрион не знал, что через неделю и три дня к нему у входа в палестру подойдет загорелый мускулистый мужчина с пустыми и выцветшими глазами.
- Ты Иолай? - коротко спросит мужчина.
- Да.
- Галинтиада велела передать тебе, что все готово. Пошли.
На миг Амфитрион растеряется, понимая, что на этот раз не успевает предупредить Лукавого и дождаться появления бога в крылатых сандалиях.
Но... отступать было поздно.
Оставалось рассчитывать на Гермия, который обещал быть начеку.
- Пошли. Только мне сперва на базар забежать надо.
- Галинтиада ждет.
- Подождет! Сказал - на базар надо. Это быстро.
- Ну ладно... идем!
И мужчина с остановившимся взглядом возьмет за руку мальчика с недетскими глазами, после чего оба направятся в сторону городского базара.