— Что-нибудь не так?
Приходилось кричать, чтобы перекрыть шум водопада.
— Вовсе нет. Все в полном порядке. Поздравляю вас, вы отлично справились со своей ролью.
— Правда, удачный вечер?
— На редкость удачный. И вы сегодня такая красивая! Какой прелестный браслет!
— Я надела его для вас.
От выпитого у меня шумело в голове. И чей-то голос без умолку твердил: «Стань ее любовником. Тогда она скажет тебе все». Клер поискала глазами среди гостей своего мужа, увидела, что он о чем-то спорит с моим приятелем-шведом. Она взяла меня за руку и увлекла за собой к лестнице. Я знал, куда мы идем. Знал, что, едва захлопнув за собой дверь комнаты, она бросится в мои объятия. И я тоже желал ее. Даже испытывал какое-то дикое нетерпение. Мы вели себя точно безумные; но, несмотря на опьянение, синим пламенем полыхавшее в моих венах, я сохранял ясную и трезвую голову. Я знал, чего хотел, и, когда Клер отдавалась мне, думал: «Дура, теперь ты все мне расскажешь! Только не воображай себе, что я тебя люблю!»
Я не мог предвидеть, что Клер воспылает ко мне подлинной страстью. Мне-то казалось, что ее влекло ко мне любопытство; а главное — она устала от Жаллю. Увы! Мне попалась чувствительная, несчастная женщина, для которой любовь превыше всего. О том, чтобы ее выспрашивать, нечего было и думать. Теперь я вынужден был перейти к обороне. Я должен был поклясться, что женщины, которых я знал до нее, ничего для меня не значили, что я был от нее без ума, что мы навечно принадлежим друг другу. Никакая лесть не казалась ей слишком грубой, никакая глупость — чересчур несусветной, ведь она любила меня. Но в моем сердце по-прежнему царила Ману. Наблюдая за Клер, я не мог не поражаться: неужели такой заурядный тип, как я, мог стать объектом подобного волнения, таких страданий и смятения, всего этого безумия? Как мне вывести ее из заблуждения? И следует ли это делать? Не слишком ли это рискованно? Несколько дней я жил в постоянном страхе перед скандалом. Жаллю не мог не заметить внезапной перемены в поведении Клер. Она стала задумчивой, раздражительной, отвечала ему очень сухо. А главное, у нее был взгляд влюбленной: туманный, пристальный, с расширенными зрачками, словно оцепеневший. Каждое наше свидание начиналось с того, что я пытался вывести ее из этого полубредового состояния, призывая к осторожности.
— Ты сама говорила, что нрав у него бешеный. Хочешь, чтобы он обо всем догадался?
Она обвивала мою шею руками, а у меня кулаки сжимались от злости. Так и до беды недалеко. Пусть даже сам Жаллю ничего не замечал, но ведь были другие: инженеры, жившие бок о бок с нами, встречавшиеся с нами по три раза на дню и, как неудовлетворенные самцы, за версту чуявшие в Клер женщину. Уж они найдут способ поставить Жаллю в известность. Я решил по вечерам больше не выходить из дому. Первая ссора между Клер и ее мужем вспыхнула случайно. Нередко мы с ней садились в «лендровер» и, дождавшись, когда солнце стремительно закатится за гору, огибали озеро, забираясь на выжженное солнцем плоскогорье. Здесь мы были одни. Мы могли болтать и дурачиться, как хотели. Но нас видели, когда мы уезжали; слышали, как мы возвращались. Я догадывался, какими сплетнями и ехидными улыбочками нас провожали. И решил отныне не отлучаться с плотины. Но Клер, которая была без ума от этих прогулок, заартачилась и попросила у Жаллю разрешения самой брать «лендровер». Жаллю не позволил. Машиной с двумя ведущими мостами было нелегко управлять, малейший промах мог привести к тому, что она съедет с дороги и перевернется. Клер отшвырнула салфетку и выбежала из-за стола. Я уткнулся носом в тарелку. Жаллю сохранял спокойствие.