Забавно: они насиловали и издевались над шестнадцатилетней, большей части из них не знакомой и ни в чем перед ними неповинной девушкой и ничто их не смущало и не останавливало, а вот убить - они боялись. Чего? Я не поняла до сих пор: может, каждый из них думал, что он настолько безгрешен, что вот именно мое убийство помешает отправиться его чистой душе в рай? а может, они боялись, что, если мой дух придет мстить, он придет только за тем, кто убил? хотя, скорее всего, каждый из них боялся, что, если меня все-таки найдут, тому, кто убил, дадут больше срок... не знаю...
Уже совсем вечером Пашенька изрек предложение - оттащить меня в лес, который был совсем недалеко, и просто закопать, как есть... Но всем вместе! И все согласились. Они отвязали меня от батареи, положили на покрывало и потащили, и каждое передвижение моего тела, каждый их шаг со мной отзывались таким адским огнем, такой режущей болью, словно они не тащили меня, а резали снова и снова... Я уже совсем не сопротивлялась, уже не было сил.
В лесу они бросили меня в кусты, неподалеку от места, которое они определили «идеально подходящим» для моей могилы... И тут вспомнили, что забыли лопату, и послали за ней Данилу.
А я... я лежала и еще была... и хоть и была в каком-то слабосознательном состоянии от боли, потери крови, от страха... но я все понимала...
Трое оставшихся закурили и принялись о чем-то перешептываться, и тут... вдруг... раздался собачий лай, звонкий, четкий, громкий, и они... побежали...
Вскоре я услышала лай совсем близко, почувствовала, что кто-то вертится рядом со мной.
- О Матерь Божья, - услышала я женский возглас и вдруг провалилась куда-то, как в пропасть...
Как оказалось, нашла меня местная бабуля, которая возвращалась из соседней деревни через лес - так было короче, ее собачка, обычная маленькая дворняга, и спугнула этих троих, а потом нашла и меня в кустах. А ведь без собаки бабуля могла меня в темном лесу и не заметить, а я... сломанная челюсть, разбитый нос, кровь во рту - даже дышать было больно и трудно, очень больно, очень трудно - закричать уже не было сил... Я уже была почти мертва, почти закопана, почти... За что же это почти?!...
Я резко открыла глаза, дыхание стало частым, тело покрылось липким потом, внутри гнетущий, муторный, противный страх смерти - пот, который он выгоняет из тела, даже пахнет по-другому, невкусно, кисло, плесенью. Я встала, нервно потерла рукой лоб, отгоняя воспоминания, прошла к крану, умыла лицо холодной водой, сделала несколько глотков, и... постояв немного, сняла футболку с лифчиком, аккуратно сложила их на кровать и вернулась к крану. Хоть и было неудобно: холодная вода и маленький кусочек мыла, да и кран располагался довольно низко, на уровне пояса, но я вымыла с мылом подмышки и шею, обтерла холодной водой тело, стараясь смыть с себя этот запах. После я вернулась на кровать, села, обняв себя за колени и уткнув в них голову, думать не хотелось - я гнала свои воспоминания, как только могла, но они упорно не отступали... Эти воспоминания... Эти воспоминания не топились в алкоголе, они не стирались таблетками, иногда они словно утихали, словно брали перерыв, уходили в отпуск, но потом возвращались, они всегда возвращались...
Я подняла голову, снова рукой потерла лоб и огляделась, я уже окончательно не понимала - день или ночь? И какой день? Ужасно хотелось искупаться, надеть чистое белье... Я посмотрела на футболку, взяла ее, прополоснула с мылом и повесила на цепь кровати, лифчик засунула под подушку, решив его не стирать и пока не носить, все равно он только мешал. Вместо футболки надела кофту, которую Маньяк аккуратно сложил на край кровати, немного помялась и все-таки стянула трусы и юбку, кое-как подмылась, под холодной водой это оказалось совсем не просто, юбку надела обратно, а трусы застирала и повесила рядом с футболкой, грустно вздохнула и села... Умывание и стирка вроде отвлекли меня, но воспоминания так и лезли...
Этих четверых тварей даже не посадили, даже не судили, они даже и испугаться-то, наверное, не успели... Возможно, если бы я и увидела их за решеткой, я бы не оказалась сейчас здесь - от этой мысли ненависть с двойной силой разлилась где-то внутри, меня жгла просто невероятная злоба, что никто не отомстил за меня, что никто не наказал Пашеньку и его дружков за то, что они сделали со мной: ни полиция, ни суд, ни зэки в тюрьме (те четверо там просто не оказались), ни отец, ни мать. И даже я... я сама... протянула, промямлила, проворонила...