Где-то через час я успокоилась, я лежала, смотрела на потолок и напевала.
Когда уже совсем стемнело, Дима принес мне молоко и печеньку...
А потом наступило утро следующего дня, он принес мне завтрак, баночку с антисептиком, бинт и лейкопластырь, увидев, что я не сплю, напомнил, что надо прижечь рану, постоял, заметил нетронутое молоко и печеньку, забрал их со вздохом, и ушел, не забыв запереть дверь.
Через несколько минут шум машины...
Я села на кровати, посидела немного, прислушиваясь к тишине дома, к шуму леса за окном, потом встала, приняла душ, обработала рану и наложила на нее повязку, хотя на коже это и выглядело как два прокола, по ощущениям было весьма неприятно: нажимать на рану было больно, и она ныла... но я знавала боль намного сильнее... Я поела, попила кофе и стала ждать - чего? - не знаю. Я понимала, что выходить из комнаты не нужно: я видела все, я слышала все, теперь осталось обдумать все, просто обдумать...
Я встала около открытого окна и глубоко вдохнула, на улице начинался дождь и дул ветер, он приятно остужал, не давал потерять голову от черноты, что все больше и больше просачивалась из клетки в кровь... Я боялась ее, я гнала ее и в тоже время очень жаждала - только она... только ее удовлетворение приносило мне в последние годы хоть немного спокойствия, хоть ненадолго, но блаженного, ни с чем несравнимого спокойствия... Когда ты... когда жизнь вдруг обретает весомость, силу, законченность...
Внутри меня было очень зло после вчерашнего... «Воткнуть бы ему этот крючок в его же яйца», - пронеслась у меня мысль, принеся с собой такой яркий образ его страданий, что казалось, это уже было, и я просто вспоминаю это, а не представляю... И тут подобные картинки понеслись одна за одной... Я вернулась на кровать и легла, я просто лежала и отдавалась этим своим фантазиям - пусть зло выйдет хоть так...
Вечером Дима принес мне ужин, я сидела на кровати, он посмотрел на меня, встретился со мной взглядом и отчего-то смутился, как-то напрягся, а потом внимательно вгляделся, словно впервые увидел меня - да, иногда люди могут меняться в одночасье, потому что внутри каждого человека всегда есть что-то, что он не хочет показывать другим, с чем он борется. И да - иногда человек прячет в себе зло... Зло - это ни эмоция, ни чувство, ни болезнь, это состояние души. И зло тоже может быть добрым, веселым, у него тоже может быть хорошее настроение и, пока настроение хорошее, и зло хорошее... Впрочем, а разве добро не такое же?..
Я поужинала, уже ближе к ночи Дима забрал посуду и ушел, заперев меня...
Странно, но меня очень обижало то, что Дима за все эти дни, что я уже снова взаперти, не сделал ни одного намека на близость, на то, чтобы остаться со мной - почему он сегодня, например, не задержался у двери, как делал иногда раньше?.. Месячные у меня были совсем на исходе, и я бы не...
На душе было так муторно, суетно и боязно, именно так, - не было страха, паники или еще чего-то, было очень тягостное ощущение приближающейся потери, трагедии, которую я никак не могла остановить, предотвратить, отменить...
Пришел следующий день - я проснулась, встала - я встала раньше Димы, я встала с рассветом, умылась, почистила зубы, поотжималась, поприседала - мне нужно было хоть немного спустить пар.
Через пару часов Дима принес мне завтрак, выглядел он довольным, вернее он выглядел как человек, который вдруг принял важное решение, нашел ответ на вопрос, давно мучивший его. Это насторожило меня.
- И долго ты намерен держать меня под замком? - не выдержала я и спросила его, когда он уже собирался выходить, он повернулся и посмотрел на меня.
- Катюш, я... Я не знаю. Ты хорошая, я не хочу причинять тебе боль. Не могу. Но ты не моя, ты другая... Я не понимаю тебя... - он говорил торопясь, запинаясь, и на секунду мне показалось, в нем промелькнул какой-то страх, нет, не то, чтобы он боялся, что я ударю его или что-то в этом роде, а будто бы он опасался меня, как опасаются люди чего-то неизведанного...
- Ты не сможешь дать то, что мне нужно, - вдруг сказал он, - все вернется... вернулось... неважно...
Он помотал головой и вышел, заперев меня снова, а я стояла, смотрела на дверь и не понимала - какого... все это значит?
Я без аппетита поела и легла, я уже совсем остыла после случая с крючком, злость и обида на Диму поутихли, и чернота отступила... Он стал так близок мне, я не хотела его отпускать, он уже был мне родным - он уже не просто прохожий дяденька-маньяк - он мой дяденька, мой маньяк... «А он ведь и вправду извращенец», - вдруг подумала я и хмыкнула.
А еще... еще... как бы мне не было сложно это признавать, но мне очень хотелось снова испытать то, что я испытала с ним... в тот вечер, когда он вернулся - тогда... тогда в голове было так много его и так мало всего остального...