Я вытерла нож о рубашку на груди Николая Александровича, который уже дергался в последних конвульсиях, выпрямилась и только сейчас встретилась взглядом с Мясником, я видела: он был ошарашен, казалось - до этого момента он так и не верил в то, что я могу убивать, но теперь это вдруг стало так реально...
Мясник стал оглядываться, словно в поисках помощи: убежища, людей, ножей или еще чего, - не знаю. Он был растерян, он озирался, он был зверем, загнанным в угол, - и сейчас для него было важно принять единственно важное решение: бежать, защищаться или нападать. И я четко видела по выражению его лица - нападать он не будет... он не будет убивать меня... он сдался...
Нас разделял только стол, я хихикнула, ловко запрыгнула на него, крепко сжимая в правой руке нож, вынула изо рта ключ и показала Мяснику, снова хихикнула - лицо Мясника чуть дернулось, он сжал челюсти, он понял, что я нашла его тайник, что я видела все... Я откинула ключ к двери кухни и снова посмотрела на Мясника. Он внимательно следил за мной, челюсти стиснуты, в глазах какое-то странное выражение сочувствия, сожаления... словно он жалеет меня... не себя, он не боится, он словно бы... «Он жалеет меня? Да какого?!» - пронеслось в моей голове и улыбка, даже злорадная ушла с моего лица, и вот она я - я настоящая - чернота - закопченная годами дикая смесь из невыплаканных слез, из тысяч обещаний найти и отомстить, из неистового, безумного желания убивать, из ярой неудовлетворенной потребности обрести когда-то отобранное чувство защищенности и беззаветной любви...
Он увидел меня - кажется, впервые, увидел меня! - истинную меня. Мясник словно в первый раз оглядел мои руки, ноги, он не мог не заметить, что я в хорошей физической форме - он впервые посмотрел на меня никак на беззащитную девушку, никак на свою жертву... он понимал, что теперь я...
Я хмыкнула, встретившись с его взглядом, и во мне приятным теплом разлилось мое внутреннее разрешение на убийство - другого пути нет: или я, или он... Это чувство так приятно отравляло кровь, наполняло ее жаждой, дикой жаждой. Я представила его боль, его предсмертные муки - рот тут же наполнился слюнями, как от предвкушения чего-то сладкого, я сглотнула и размяла шею, почувствовав азарт охоты, внутри разгорался пожар - мне не хотелось бить или драться, нет - я жаждала убивать!
Мясник пристально смотрел на меня, я снова негромко хихикнула, выставила левую ногу чуть вперед и медленно провела острым ножом по левому бедру.
- Данил, - сказала я тихо и довольно улыбнулась. - Я отмечала здесь каждого... вот они эти шрамики...
Еще порез, но много глубже и четче.
- Пашенька... спасибо тебе за него, - я довольно улыбнулась, вспомнив слезы и крики того, с которого все началось, еще тогда, девять лет назад...
Еще порез, не столь глубокий.
- Артемка. - Еще небольшой порез, - Никитос.
Я посмотрела на тело Николая Александровича, недовольно причмокнула.
- А это... так, мелочь, его мы запоминать не будем...
Я помолчала, вздохнула, улыбнулась.
- Ну что ж... - я произнесла это чуть растягивая слова и полоснула по бедру длинно, глубоко, - это... ты! - я сказала это тихо, но твердо, и улыбнулась, я видела в глазах Мясника: он - труп, он не выживет, он согласен с этим...
Мясник вдруг отвел взгляд, я проследила за ним: он наблюдал, как с моего ножа медленно капает вязкая, теплая кровь, моя кровь. Кажется, до него наконец-то дошло, что я не играю и не шучу, что я действительно хочу его убить...
Мы встретились с ним взглядами, я снова размяла шею, подалась вперед на носки, чуть-чуть, потом назад и резко прыгнула, я хотела нанести удар ножом Мяснику в плечо, вывести из строя его правую руку, но он успел среагировать и увернулся, я приземлилась, вхолостую, на ноги, а он попятился к двери на веранду. Я наступала и улыбалась - на несколько миль только я и он... и можно не сдерживать себя, как в городах и квартирах... вокруг дикий лес, первозданная свобода...
Я чуть подкинула нож, перехватив его поудобнее, и с криком побежала на Мясника, удар - нож вошел в его правое плечо, Мясник простонал и с силой оттолкнул меня, я отлетела в стол, тот аж отъехал от удара... но нож в моих руках...
Я твердо встала на ноги и наблюдала за тем, как Мясник посмотрел на свою рану, рана была глубокой, больной - била я на поражение... Я готова уступить игру - обойтись без его мучений, но не готова уступить ему его смерть... Предателей не прощают!