Он явно не ожидал такого от меня, однако среагировал быстро: шаг в мою сторону, и он грубо схватил меня за плечи, прижал к стене, потом резко снял с меня мешок и дал мне пощечину, но не сильно. И мы замерли... Мы смотрели друг другу в глаза, и я, на секунду, уловила в его глазах что-то... Мясник сделал еще шаг, приблизившись ко мне вплотную, а я, встав на носочки, максимально прижалась к стене, даже кончиками пальцев рук. Он смотрел сверху вниз, смотрел жестко: он - охотник, я - его жертва. Мясник с силой поставил левую руку на уровне моего лица, а правой схватил меня за шею и сжал, ощутимо, твердо, уверенно, - он мог придушить меня одной рукой, однако он не душил, просто держал, прижимая меня еще сильнее к стене, просто вжимая меня в нее, а я смотрела в его глаза и видела, точно, наверняка, доподлинно, - он меня не собирается убивать, не сейчас... и мне не было страшно...
Вскоре он чуть ослабил хватку, но не отпустил, вглядывался в меня, с интересом, словно пытаясь разгадать мои мысли, - в его глазах откровенное любопытство. Вдруг он убрал руку с моей шеи, скользнул ею вниз и сжал мою грудь... Мое тело аж чуть дернулось от этого, словно оно инстинктивно ожидало боли, но было не больно, совсем не больно... Я судорожно вздохнула, и во мне вновь то что-то новое, волной - от кожи, где касалась его рука, внутрь, куда-то вниз живота, и стало как будто холодно... так и тянуло прижаться к нему сильнее... А его рука на груди словно обдавала огнем, словно температура его тела была не 36,6, а куда выше - его рука была так ощутима, так разжигала это чувство внизу живота, стало некомфортно, я нервно сглотнула, а он вдруг убрал ладонь с моей груди и аккуратно сквозь футболку коснулся пальцем соска - было вроде приятно - он не делал больно, но так стало не хватать теплоты его руки, всей ладони, на моей груди, - все это было так непривычно, так незнакомо, оттого очень пугающе. Я посмотрела на него с сомнением - неужели он все-таки... хочет... изнасиловать меня? Всего секунда - но эта мысль заразила тут же все остальные мои мысли, заразила их паникой и страхом, я в раз словно окаменела... Мясник, явно заметив это, тут же убрал руку от моей груди и чуть отстранился, давая мне возможность глубоко вздохнуть и опуститься полностью на стопы. Он внимательно смотрел на меня, а я во все глаза на него, и эта его маска, закрывающая большую часть лица, очень мешала понять его эмоции, я вглядывалась в его глаза и мне казалось, он смотрел словно бы с сожалением, словно переживал, что напомнил мне, что я испугалась, и было еще что-то: я заметила, как под маской он стискивал челюсти, словно испытывал какое-то негодование, недовольство, даже что-то наподобие гнева, но какого отстраненного, ненаправленного на меня... И страх внутри меня отступил - мне показалось... нет - я была почти уверена - он понимает, он чувствует, как и я...
Врачи, психологи, другие люди, которые волей судьбы узнавали эту мою историю, они все смотрели с состраданием, они жалели меня, только жалели... только меня, словно те три дня, весь тот кошмар только и состоял из меня. Я не видела в их глазах злости, гнева, праведного желания наказать виновных, нет - словно те четверо подонков, да и все остальные, ни при чем, они вне этой ситуации. Однако, это не так - все: каждый, кто это делал, каждый, кто был тогда рядом, кто мог повлиять, исправить, не допустить, предупредить, наказать - все они, хотят того или нет, они причастны, они ответственны, они виновны...
И да! я тоже виновата, я абсолютно виновата - в своей беспомощности тогда, в неумении постоять за себя. Почему я ходила на эти гребаные танцы, куда меня привел отец, почему не занималась каратэ или боксом?! А потом... почему я тратила первые годы на попытки следовать совершенно нелепым советам «забыть, пережить, жить дальше...» Как забыть? Что значит «пережить» - я уже это пережила? Жить дальше... жить и знать, что по-прежнему те четверо есть, что они едят, пьют... дышат - а если бы я однажды встретилась с кем-нибудь из них, то что: поздороваться, спросить, как дела, как жизнь... а может, поинтересоваться, не мучают ли их кошмары, как меня?..
Я виновата, как и все, вот только - почему это все терзает только меня, меня одну... словно виновата только я? Даже Пашенька: у него была семья, дети, жена-красавица (ну, до встречи с Мясником), и по его вечно довольному лицу никто бы и не сказал, что ему было плохо или же его мучила совесть - попыток извиниться передо мной он ни разу не предпринял... Ни один из них...