На следующий день я проснулась от ноющей боли в животе - как при месячных, я недовольно вздохнула - этого еще мне не хватало... Я села, прислушиваясь к ощущениям в теле, надеясь, что живот просто хочет есть, но нет... Я накрутила в трусы что-то наподобие прокладки из туалетной бумаги и легла, уставившись на дверь, мысленно придумывая, как же попросить у мужчины в маске женских штучек и не умереть при этом от неловкости.
Наконец я расслышала его шаги, я напряглась, открылось окошко на двери, со столика исчез пустой бокал и появился новый, а потом возникла и тарелка с едой, и окошко закрылось, я резко села и только сейчас решилась...
- Погоди, - крикнула я, несколько секунд, и окошко открылось вновь и человек в маске посмотрел на меня, я почувствовала, что краснею, но... - Мне нужно кое-что по-женски, - быстро протараторила я. - Ну, - я подняла руку и покрутила ладонью, получилось что-то вроде жеста а-ля «я ввинчиваю лампочку», - эти дни, понимаешь... - я снова запнулась, резко опустила руку, поняв, что выданный мною жест какой-то странный и неподходящий, щеки просто запылали от румянца, но тут Мясник, к моему облегчению, кивнул, я нервно сглотнула, тоже кивнула и улыбнулась, он закрыл окно и ушел.
Я поела, помыла посуду и легла. Его долго не было и вскоре я уснула. Проснулась от шума открывающегося окна - Мясник поставил на полку небольшую коробочку, взял пустую посуду и ушел. Я не торопясь села, помотала головой, окончательно просыпаясь, и подошла к двери, на полочке стояла упаковка тампонов - их я не очень любила, но... раз не хватило духу произнесли слова «прокладки», виновата сама, деваться некуда.
Следующие два дня Мясник просто приносил еду, а я... я тут же вставала и подходила к двери, но окошко вновь уже закрыто, и слышны удаляющиеся шаги, и снова только серые бетонные стены, невнятный гул и тусклый свет одинокой лампочки.
Я приуныла, внутри меня словно бы что-то перегорело, - а ведь и правда - что дальше-то? Ну не стало на земле тех четверых ублюдков - от этого не исчезли мои воспоминания, ни один момент из тех дней, от этого не исчезла злоба, что давно поселилась во мне... Да - внутри меня определенно стало спокойнее... но вот смогу ли я измениться... бывает ли такое?.. такое должно быть!
На следующий день Мясник сам принес мне листок и ручку. Я улыбнулась этому, а потом задумалась - а ведь больше некого писать, четвертого, Данилы, уже нет. Я отрицательно помотала головой и пожала плечами, тогда человек в маске взял листок, написал что-то и протянул мне - «Это были все?». Я улыбнулась, хотя мне показалось, что получилось грустно, и кивнула.
- Четвертый был, но... - я запнулась, - но смерть его уже нашла.
Мясник кивнул и ушел, а я совсем загрустила - казалось, та ниточка, что вдруг связала нас, как-то стала тончать, того и гляди - порвется.
Вскоре Мясник принес мне еду, а потом забрал пустую посуду...
И потом снова ничего - только безликий бетон, давящий, холодный, серый, очень серый, слишком серый... я впервые заметила, что серый цвет стен, смешиваясь с тусклым теплым светом лампочки, становится словно чуть зеленоватым... а может мне только так показалось... Я вдруг вспомнила свою комнату в отцовском доме, когда она стала совсем моей, уже после того как мама и брат пропали. Мне было шесть лет, отец отвез меня к бабушке в деревню, где я пробыла около двух месяцев, а когда вернулась, обнаружила уже свою! комнату - всё, больше ничего в ней не напоминало о брате, и как мне тогда это понравилось - что это только мое! Я была королевой, а это мое маленькое царство. И я охотно в нем убиралась, даже наоборот - я не позволяла там убираться никому, кроме меня. Я была с детства немного ревнивая, как к людям, так и к вещам...
Через некоторое время я с некоторым удивлением снова уловила шаги за дверью, Мясник подошел, но открыл не окошко, а саму дверь, вошел, в его руках мешок, на секунду в моей душе смятение: вот так - стала не нужна - на стол. Но я послушно встала, хотя сердце и забилось тревожно и быстро, Мясник молча надел мне на голову мешок и повел - привычный путь, привычные несколько шагов, но какие же они были короткие в этом раз, и вот - снизу в мешок бьет яркий белый свет - мы в «операционной». Но человек в маске повел меня не к столам или стулу, как я уже было подумала, а привычно подвел к стене, привычно пристегнул к ней и снял мешок. Я сначала зажмурилась, но потом все же открыла глаза и присмотрелась - передо мной знакомая картина: мужчина и женщина растянуты на столах, ребенок привязан к стулу, я впервые отметила, что стул был не детским, он был рассчитан на взрослого человека, и от этого мальчик на нем казался совсем крохой... Я отвела взгляд и нервно сглотнула - этих людей я уже не знала, я видела их впервые.