- А мы последние годы ставили искусственную, мачеха говорила, что так меньше иголок, мусора... Дура... ненавижу ее, - я потерла рукой лоб, внутри почти мгновенно, резко поднялось зло. - Что может быть хорошего в этих искусственных елках, запах их тошнотворный, неколючие иголки, бутафория. Как и вся ее жизнь. Как и ее любовь к отцу... - я шумно и глубоко вздохнула, стараясь втянуть как можно больше прохладного воздуха из окна, потому что внутри стало горячо... - Но отец слушал ее... верил ей... Странно да, как иногда порой мы можем ошибаться в людях?.. - я посмотрела на Мясника, он взглянул на меня, пожал плечами и снова повернулся к окну.
Он молча смотрел куда-то вдаль, он выглядел таким отрешенным, отчужденным и в тоже время жестким, напряженным, суровым - может он тоже вспоминал свое детство? И он молчал...
- А какой праздник ты любишь больше всего? - через несколько минут тишины все-таки спросила я.
Он посмотрел на меня и хмыкнул.
- 31 октября, - произнес он и чуть улыбнулся.
- Что? - с сомнением переспросила я и уставилась на него. - Хэллоуин что ли?
Мясник вдруг широко улыбнулся, но не кивнул, не подтвердил мою догадку. А я, все еще с сомнением, осмотрела Мясника с головы до ног - уж совсем он не походил на того, кто верит в Хэллоуин. «А может у него в этот день День рождения», - подумала я и просто запомнила эту дату, казалось - так на всякий случай.
И мы снова замолчали.
- А я больше всего любила день рождения, - взяла я снова инициативу разговора на себя, просто мне так хотелось поговорить... - Куча подарков, и больше никому их не дарят. И все внимание тебе. Все твое. До конца... Все-все!
Я улыбнулась и глянула на Мясника, он по-прежнему смотрел в окно, смотрел завороженно, зачарованно, выражение его лица стало мягче, мечтательней... Он вдруг закрыл глаза и словно бы ушел куда-то глубоко в себя...
Я тоже повернулась к окну и вслушалась: лес словно что-то шептал, когда легкий ветер пробегал между рядов этой зеленой многотысячной толпы... шелест каждой веточки сливался с шелестом другой, наперебой щебетали птицы, душераздирающе, непривычно громко для уха городского жителя - и все это превращалось в один голос - голос леса. Я тоже заслушалась, засмотрелась на эту картину, ей нельзя было не улыбнуться - она рождала в душе такое умиротворение, такую гармонию, такое желание жить. Создавалось четкое ощущение - что у леса, где-то там в густом зеленом пристанище, в самой глубине, есть душа, есть что-то безудержное, жизнеутверждающее, вечное... И сейчас оно говорит с тобой...
- Надо перетянуть сетку, - вдруг произнес Мясник, я вздрогнула и посмотрела на него, а он ткнул пальцем в небольшую дырочку на москитке (окно было деревянным, и москитная сетка была просто натянута и прибита за края к раме гвоздями-кнопками). Голос Мясника был спокойным, но не равнодушным - теплым - вот оно: простое бытовое замечание и он такой простой, такой обычной и такой... родной... Я кивнула ему, а он вдруг смутился, снова надел на лицо равнодушную, холодную маску и вышел. Дверь Мясник не закрыл, но я так и осталась стоять у окна.
Вернулся он через несколько минут с рулоном сетки и инструментами.
- Поможешь мне, - предложил он, и я охотно кивнула.
И мы стали вешать сетку. Вся помощь, которая от меня потребовалась, - это подержать концы сетки, пока он отрезал кусок нужного размера, после чего он вынул гвоздики, крепившие старую сетку, снял ее и прибил новую.
- Ну вот, - заключил он, когда работа была закончена.
И снова на минуту - он стал таким теплым, таким близким, кажется протяни руку, и он ее аккуратно возьмет и поцелует, а дальше - как показывают в конце мыльных опер - крепко обнимет, и проживем мы долго и счастливо.
- Спасибо, - произнесла я и было уже решилась прикоснуться к его плечу, но вдруг передумала и поправила невольно поднятой рукой волосы. Мясник заметил этот мой угловатый жест, повернулся ко мне и внимательно посмотрел на меня.
- Вы с отцом жили в доме или в квартире? - почему-то спросил он.
- В доме, - немного растерявшись, с запинкой произнесла я. - В пригороде. Недалеко от нас тоже, кстати, был лес, мы часто туда ездили в моем глубоком детстве, по-моему... - я напряглась, вроде и были такие воспоминания, но они были неяркие, нечеткие, неживые. - Когда мама еще с нами жила... но ты знаешь, по-моему, отец не очень любил всякие такие мероприятия семейные...
- Почему?
- Ну... судя по всему, он ненавидел маму, вернее он злился на нее все время. По крайней мере, во все те моменты, что я помню, он-то ворчал на нее, то еще что-то... Когда она ушла, он стал намного спокойнее, стал совсем другим... А потом... потом, мачеха совсем не любила отдых на природе, она все в рестораны его водила - пожрать она очень любила, хотя по ней было не сказать, - я хмыкнула, вспомнив аппетиты той странной, чужой женщины.