— Доказательства есть?
— А доказательствами ты бы своих ребят озадачил. Или, если своих нет — с разведуправлением связался. Я тебе не Джеймс Бонд, по крышам бегать и чужие документы на микрокамеру переснимать.
И снова Том хитрил. Он мог бы стать таким или почти таким Джеймсом Бондом — мог бы стать суперагентом, каким мечтала быть Элисия-подросток, Элисия-юная девушка… Но отказался семнадцать лет назад. Потому что не понаслышке знал, что такое лазать по крышам. Скучно. И никакого морального удовлетворения. То ли дело шевелить мозгами, составляя вместе края очередной запутанной головоломки…
Эдвард задумчиво прикусил губу. Взглянул на Тома искоса, как будто челка ему мешала — и как-то сразу вдруг стал моложе, больше похож на себя прежнего. На того самого потрясенного подростка, который подобрал на острове непонятного мальчишку с непомерно отросшими волосами. «Не бойся меня! Я просто хочу разобраться!»
Как же Гнев его тогда ненавидел!
Воспоминание о ненависти грело душу. В те времена он хоть имел моральное право заехать ему в рожу… теперь нет. Уже давно — нет. В особенности после того, как этот человек навзрыд плакал на похоронах Изуми. И после того, как он же потерял брата. Может быть, если бы Том вовремя представил вовремя нужные сведения — о Братках, о Варди, о чем угодно!.. Но он не нашел, не отследил… хотя уже больше пятнадцати лет мотается из Драхмы в Аместрис и обратно, под прикрытием отцовского бизнеса! Да, бизнес ширится: вот, недавно еще филиал открыли… Но и другие дела тоже делаются. Так почему же Том не ничего вовремя не нашел и не передал?! А?!
Мама Изуми говорила: ничего нет страшнее осознания собственной вины. Ты уже знаком с этим зверем, да?.. Ну так вот: ты знаком с самым ужасом мира.
Мама всегда оказывалась права в конечном итоге. И то, что зверь призрачный, никакой роли, в сущности, не играло.
Очевидно, Эдвард озадачил своих «Джеймсов Бондов» или там кого еще поиском доказательств. И даже успел связаться с местным внешним сношателем по этому вопросу. Потому что теперь они ехали именно к приснопамятному особняку, и на лице старшего Элрика… нет, теперь уже просто Элрика, застыло радостно-мстительное выражение. Не дать не взять, смысл жизни поджидал его за поворотом дороги.
Хорошо, что Том, сидевший на заднем сиденье, рядом с напряженно молчавшей Элисией, не мог видеть выражения его лица — максимум, отражение в зеркале иногда ловил.
Эдвард сидел на переднем сиденье, рядом с водителем. Водителя Том не знал: кто-то из молодых. А может, не положено было знать.
Том знал, что в этом особняке не просто особняк Жозефины Варди — там еще и хорошая лаборатория оборудована, и, говорят, комплекс для синтеза красной воды, и, наверное, те самые девочки-телепатки. Том им от души сочувствовал. Но считал, что, если девочки погибнут в пылу битвы, это будет не худшим исходом.
Еще Том надеялся, что сам Эдвард не пойдет на штурм. Да, когда-то, мальчишкой, он неплохо дрался, видимо, и сейчас дерется неплохо, плюс эта его невозможная алхимия… безусловно, Стальной — боец, каких мало. Но при всем при этом — боец. Одиночка, любитель, профан, пусть и нахватавшийся навыков во время своих одиночных вылазок. С профессиональными коммандос, обученными действовать в группах, ему не ровняться. Хорошо бы он это понимал.
Том не сомневался, что соответствующих специалистов Эдвард через границу провез. Теперь предоставить поле битвы им — и все дела. Стальной и так уже сделал все, что мог. Только бы он это понял. Только бы…
Если бы кто сказал сейчас Тому Кертису, что он сейчас переживает за благополучие человека, которого долго считал своим злейшим врагом, который злил и бесил его на протяжении последних почти двух десятилетий, которого… которого любит самая дорогая Тому женщина на свете… В общем, если бы нашелся идиот, сказавший это Тому, Том бы… Том не знал, что бы он сделал с ним. Но идиоту пришлось бы несладко.
Какое счастье, что никто ему так и не сказал.
Водитель почему-то подъехал не к нужному особняку, а выбрал дорогу в обход. Спустя несколько минут Том понял, почему: эта дорога забирала в гору. Они остановились там, где обочина расширялась, и оставался довольно приличный скальной козырек, нависающий прямо над особняком. Отвратительное расположение дома с точки зрения безопасности — плохие архитекторы работали. Да и вообще, всю Долину не так чтобы мастера планировали. С другой стороны, в прошлом веке ружья еще на нужное расстояние не стреляли. И бомб тоже особенно не было. А для хорошего алхимика, если он вздумает подкоп под дом пробить силой своего искусства, расстояние мало что значит.
— Шеф, можно, закурю? — спросил водитель.
Том не уставал поражаться: все подчиненные Эдварда чуть ли не на ты к нему обращались. Запанибрата были. Хотя нельзя сказать, что Стальной каким-то образом поощрял такую неформальность. Не запрещал — и ладно. При этом и уважали его крепко. Если бы Том был лично знаком с фюрером, он знал бы: у Мустанга похожий стиль командования. Не то что бы Эдвард копировал сознательно, просто у него в свое время не слишком много имелось примеров для подражания.
— Кури, — сказал Эдвард. — Только окно открой.
И тут же спохватился.
— Элисия, ты как? Не против?
— Не против, — ответила Элисия.
Сколько-то они сидели просто так, разглядывая шиферную крышу особняка, да мрачное море, которое тихо колыхало холодные волны где-то далеко, за ребристой чешуей других крыш. Особняк был из красного мрамора. В Аместрис — редчайший и роскошнейший материал, только на внутреннюю отделку. В Драхме — куда более дешевый камень: с их стороны Бриггсовых гор его хоть лопатой греби.
Потом Эдвард вышел из машины, хлопнув дверцей. Том подумал: неужели пойдет?.. По дороге, которой приехали, к домам? Или вниз, с кручи сиганет напрямик?!
Не сиганул. Встал снаружи, кажется, присел на багажник, задумался.
Том открыл дверцу со своей стороны, вылез, захлопнул дверцу, подошел к Эдварду. Встал рядом.
— Почему ты здесь, а не там? — спросил Том с усмешкой. — Убедился, что не ровня спецназу?
— Они убили моего брата, — глухо сказал Эдвард. — Понимаешь?.. Ала. Ровня там или не ровня… Я алхимик в конце концов. Государственный. Мне под силу взорвать весь особняк… думаешь, нет?.. Если я окажусь там… боюсь, потом уже никакого суда не будет. И расследования дальше тоже не будет.
— Настолько поумнел? — фыркнул Том. — Не верю.
— Правильно делаешь. Не верь. Я вот тоже не верю.
Но с места не сдвинулся.
Через какое-то время он посмотрел на часы. Внимательно так. А в машине у водителя запиликала рация.
Внизу же ничего не изменилось.
Водитель ответил на вызов.
— Орел, прием.
— Орел, это чайка. Гнездо сняли, яйца целы. Как понял? Прием.
— Отлично понял, чайка. Прием.
— Действуем по расписанию. Отбой.
«Шпионские игры», — подумал Гнев, кривя губы.
Эдвард глубоко вдохнул морозный воздух.
— На вокзал, — коротко сказал он, усаживаясь в машину. — Быстро.
Том юркнул на заднее сиденье. Его помощь и его заступничество не понадобились. И вообще все совершилось до неприличия быстро и буднично: ни тебе выстрелов, ни тебе взрывов. Снаружи даже ничего не заметно было.
Умом Том понимал, что именно так проходят все по-настоящему успешные операции. Умом-то понимал, но… видимо, недоиграл чего-то. Недобегал по крышам.
«Как себя чувствует Эдвард? — подумал вдруг Том. — Его месть за брата завершилась… или вот-вот завершилась. Не кажется ли ему, что его жизнь кончается?»
Завершенная месть — самый страшный яд. Она просто выпивает у тебя силы по капле. Такое вот у нее нехорошее свойство. Может быть, именно поэтому Тому казалось, что должно что-то случится. С Эдвардом, с Элисией… все что угодно. Вылезут откуда-то недобитые алхимики, из числа сторонников Варди, Эдвард не успеет с ними справиться, то да се, кровь на снегу…
Не случилось, слава… неизвестно, кому, но, определенно, слава.
А что теперь?.. Надо полагать, Эдварда уже ждет специальный поезд, отмазанный от всех таможенно-дипломатических проволочек, и добычу — те самые замечательные «яйца», небось, скоро погрузят туда. Едь до самой Аместрис — не хочу. Не оправдалось предчувствие.