Все шло хорошо.
Чернецовъ безпощадно избивалъ и тѣснилъ красныя банды все дальше и дальше отъ Новочеркасска къ Воронежу.
Онъ ни минуты не сомнѣвался въ томъ, что располагая тѣми малыми силами, какія онъ имѣлъ въ рукахъ, съ красными россійскими бандами въ концѣ концов онъ справится. Его страшило другое. Боялся онъ своихъ же казаковъ-фронтовиковъ, учитывая ихъ колебанія и уклонъ въ сторону большевизма.
Борьба за обладаніе казаками была слишкомъ неравная.
Красные задаривали казаковъ одеждой, товарами, осыпали деньгами, запаивали виномъ, спиртомъ, одурманивали посулами.
Ничтожное Донское правительство мѣшало атаману и само рѣшительно ничего не предпринимало для того, чтобы привлечь пошатнувшихся и оподлѣвшихъ станичниковъ къ защитѣ своихъ очаговъ.
Чернецовъ все это учитывалъ, съ тревогой смотрѣлъ на будущее и своей кипучей, лихорадочной дѣятельностью, легендарными побѣдами хотѣлъ воздѣйствовать на воображеніе и закупленную совѣсть казаковъ.
Онъ зналъ ихъ натуру, зналъ ихъ воинственность, славолюбіе, патріотизмъ, понималъ, что обольстить ихъ посулами можно, что спиртомъ и деньгами можно на нѣкоторое время усыпить ихъ совѣсть и заставить забыть чувство долга, но вѣрилъ, что окончательно купить
ихъ нельзя. Выпьютъ спиртъ, заберутъ деньги, а потомъ съ нимъ вмѣстѣ станутъ бить своихъ соблазнителей.
А для этого ему нужны побѣды и побѣды...
И онъ спѣшилъ...
Дѣйствитольно, подъ впечатлѣніемъ побѣдъ Чернецова въ колеблющихся казачьихъ полкахъ стало замѣчаться некоторое просвѣтлѣніе.
На митингахъ казаки уже перечили болышевистскимъ ораторамъ, евреевъ же просто гнали отъ себя въ шею и въ ихъ средѣ стали даже раздаваться голоса въ пользу защиты Дона отъ жидовской и «русацкой» погани.
Вѣсы судьбы края, а за нимъ и всей Россіи колебались въ чубатыхъ головахъ фронтовиковъ и стали замѣтно склоняться не въ пользу большевиковъ.
XVI.
Въ Новочеркасскѣ на гауптвахтѣ сидѣлъ, дожидаясь надъ собой суда, нѣкій войсковой старшина Голубовъ.
Этотъ вѣчно пьяный офицеръ зарекомендовалъ себя на европейской войнѣ какой-то безудержной, буйной храбростью, а въ дни «свободъ» обиженный тѣмъ, что его не утвердили выборнымъ атаманомъ одного изъ Донскихъ округовъ, началъ явно призывать казаковъ встать на большевистскую сторону.
По приказанію войскового атамана его арестовали.
Въ тѣ времена товарищемъ атамана Каледина и духовнымъ руководителемъ всего Донского казачества къ великому несчастію являлся Митрофанъ Богаевскій.
Молодой человѣкъ, вдохновенный ораторъ, донской златоустъ, какъ не безъ основанія его называли, любившій родное казачество какою-то восторженной юношеской любовью, а по своимъ убѣжденіямъ, вынесеннымъ изъ университетскихъ стѣнъ, съ головы до пятъ демократъ-теоретикъ, Богаевскій въ своей политической дѣятельности задался явно недостижимой цѣлью.
Ему хотѣлось одемократизировать казаковъ, а для этого слить ихъ воедино съ донскими иногородними демократами, но съ тѣмъ, чтобы казачество оставалось такимъ, каково оно есть, со всѣми его преимуществами, утвержденными царями и съ бытовымъ укладомъ, иногороднихъ же мужиковъ, оставляя прежними демократами, сравнять съ казаками въ земельныхъ надѣлахъ и во всѣхъ иныхъ правахъ.
Какъ это должно произойти, онъ и самъ не зналъ.
Въ этомъ явно безнадежномъ, обреченномъ на полный провалъ, дѣлѣ вдохновителемъ его и помощникомъ являлся членъ войскового правительства, провокаторъ и Мефистофель всѣхъ Войсковыхъ Круговъ на Дону нѣкто Павелъ Агѣевъ.
Голубовъ черезъ Агѣева сталъ умолять Богаевскаго посѣтить его на гауптвахтѣ.
Мягкій по натурѣ, сострадательный къ несчастіямъ ближнихъ, не утратившій вѣры въ доброе начало въ человѣкѣ, Богаевскій согласился на мольбы.
Голубовъ плакалъ передъ нимъ, становился на колѣни, рвалъ на себѣ волосы и клялся, что онъ понялъ свои заблужденія и ошибки, раскаялся въ своихъ дѣйствіяхъ и у него только одна мысль, одно желаніе — послужить Дону, раздавить красную гидру. А для этого просилъ одного — исходатайствованія у атамана Каледина прощенія и возвращенія ему свободы. И онъ, Голубовъ, имѣя громадное вліяніе на казаковъ-фронтовиковъ 10, 27 и 44-го полковъ, съ которыми онъ служилъ на войнѣ и надъ которыми особенно усердно работали теперь большевики, склонитъ ихъ въ сторону защиты Дона и смететъ съ лица земли красную нечисть.
Предложеніе Голубова показалось Богаевскому заманчивымъ.
Къ тому времени боеспособность большевистскихъ полчищъ на Дону выяснилась вполнѣ.
Чернецовъ мечталъ имѣть въ своемъ распоряженіи еще только одинъ хорошій казачій полкъ прежняго боевого состава и отъ воровскихъ разбойничьихъ красныхъ бандъ на территоріи Дона осталось бы только одно воспоминаніе.
Проницательный и умный Калединъ усомнился въ искреннемъ раскаяніи буйнаго и мятежнаго войскового старшины, но своего нареченнаго «сына» Митрофана Богаевскаго сердечно любилъ и считалъ его болѣе способнымъ разбираться въ сложной политической обстановкѣ того смутнаго времени, чѣмъ онъ самъ.
Калединъ послушался Богаевскаго и Агѣева и подписалъ приказъ объ освобожденін Голубова.
Донскіе «златоусты» погубили Донъ.
Голубовъ обманулъ и Богаевскаго, и Каледина.
Не теряя ни одной минуты, онъ пріѣхалъ въ мѣста расположенія 10-го, 27-го и 44-го донскихъ боевыхъ конныхъ полковъ, на большевистскія деньги устроилъ имъ утощеніе и, перепоивъ казаковъ, на митингахъ въ зажигательныхъ рѣчахъ призывалъ ихъ встать на сторону «трудового» казачества противъ войскового атамана и правительства, которые дали пріють народнымъ «угнетателямъ» и «кровопійцамъ» — генераламъ, офицерамъ, панамъ, заводчикамъ и фабрикантамъ.
Самъ Голубовъ мечталъ обмануть и большевиковъ.
Большевики ему нужны были только для того, чтобы при ихъ помощи свергнуть власть войскового атамана и правительства. Въ его пьяной головѣ рисовались иныя перспективы. Онъ хотѣлъ повторить времена Разина, Булавина, Пугачева.
Ему хотѣлось власти, крови, разгула, золота и чувственныхъ наслажденій.
Чаша роковыхъ вѣсовъ склонилась въ большевистскую сторону.
Казаки пошли за Голубовымъ.
Между тѣмъ, никогда еще звѣзда молодого вождя не возносилась такъ высоко и не блистала такъ ярко, какъ въ эти послѣдніе дни, когда подползала измѣна.
Чернецовъ 17-го января послѣ блестящихъ побѣдъ отнялъ у большевиковъ станицу Каменскую, 18-го станцію Глубокую — важные стратегическіе пункты, въ слѣдующіе дни рядомъ комбинированныхъ и стремительныхъ ударовъ нанесъ краснымъ рѣшительное пораженіе въ Донецкомъ бассейнѣ. Молодой вождь и его юноши въ геройствѣ и жертвенности превзошли себя.
За эти подвиги Чернецовъ былъ по телеграфу поздравленъ Калединымъ съ производ-ствомъ въ чинъ полковника.
22-го января Чернецовъ съ небольшой кучкой своихъ партизанъ, отдѣлившись отъ главнаго отряда, зашелъ въ тылъ къ краснымъ и окончательно разгромилъ ихъ.
Путь за Донецъ у него былъ очищенъ.
Ни одной организованной красной части не было передъ нимъ.
Донъ былъ наканунѣ полнаго освобожденія отъ большевиковъ со стороны Воронежа.
Но раненый въ ногу герой съ 34 своими сподвижниками былъ неожиданно окруженъ нѣсколькими конными сотнями казаковъ подъ начальствомъ войскового старшины Голубова и подхорунжаго Подтелкова — тупого, полуграмотнаго казака.
Казаки вышли изъ своего нейтралитета и это было ихъ первое выступленіе на сторонѣ красныхъ.