— Слово! Слово! Орателю... слово! — со смѣхомъ и непечатными прибавленіями заревѣли со всѣхъ концовъ улицы и двора.
Толпа ухватилась за мысль поразнообразить зрѣлище.
— Сло-о-ово! — широко раскрывъ ротъ, оралъ одинъ веселый парень, сидя верхомъ на заборѣ и, какъ зритель съ театральной галерки, звонко хлопалъ въ ладоши. — Сло-о-ово!
На широкомъ, рябомъ лицѣ комиссара промелькнула снисходительная усмѣшка.
Онъ, держа одну руку на рукояткѣ кинжала, на отбитыхъ въ колѣняхъ ногахъ приблизился къ Нефедову.
— Свободный пролетарскій трудящій народъ даетъ вамъ слово, товарищъ. Жалаете говорить? — предложилъ комиссаръ.
Нефедову, уже наполовину принадлежавшему иному міру, говорить на потѣху своихъ истязателей не хотѣлось.
Предсмертная тоска и невыносимое томленіе овладѣвали имъ. Но онъ усиліями воли не хотѣлъ давать имъ торжества надъ собой.
Всякое промедленіе слишкомъ усиливало его муки.
Онъ раздваивался. Въ немъ властно боролись два начала: оскорбленный духъ рвался изъ тѣла, отъ этого постылаго, опоганеннаго міра. Но молодой, мощный организмъ, человѣчес-кіе инстинкты и страсти противились смерти.
Съ секунду обреченный молчалъ, пустыми, бездонными, отрѣшенными уже отъ всего земного глазами глядя на комиссара, не сразу даже понявъ смыслъ его предложенія, потомъ взглянулъ на толпу.
Въ глазахъ его вспыхнуло недоброе пламя.
— Хорошо. Беру слово, — глухо промолвилъ онъ.
— Начинайте! — скомандовалъ комиссаръ.
Въ толпѣ загудѣли; послышался смѣхъ; задніе снова ринулись впередъ и насѣли на переднихъ. Тѣ уперлись ногами въ землю и толчками, спинами, ругней сдерживали насѣдавшихъ.
— Тсс! Тсс! Тувариши, тувариши! Смертникъ слово скажетъ. Тсс! Вотъ потѣха! Да помолчите, черти косолапые! Куда прете, дьяволы? — кричали изъ толпы любители порядка.
Все смолкло.
— Я не назову васъ товарниками, — началъ Нефедовъ, кинувъ на толпу мрачный, полный негодованія и презрѣнія взглядъ. — Вы недостойны и этого огаженнаго вами наименования. Вы просто... мерзкія твари, подлые трусы и гнусные мучители и убійцы...
По толпѣ пронесся точно вой приближающейся бури.
— Чего онъ говоритъ? Онъ оскорбляетъ благородный пролетарскій народъ. Какъ онъ смѣетъ, буржуй? Заткни ему глотку... Рѣжь языкъ... Бей его!.. Чего на его глядѣть?!.. — понеслось со всѣхъ сторонъ съ многоэтажнымъ переплетомъ изъ неизбѣжныхъ скверно-словныхъ прибавленій.
— Успѣете! Я въ вашихъ рукахъ. Никуда не убѣгу! — покрывая всѣ голоса крикнулъ Нефедовъ. И въ громокомъ голосѣ смертника, въ его трясущейся львиной гривѣ и въ выраженіи его мечущихъ искры глазъ толпой почувствовалась сила, приковавшая ее къ мѣсту. Никто не двинулся къ обреченному. — Это вамъ только присказка, а сказка впереди... Я не просилъ слова и не желалъ его брать. Но вы сами его мнѣ навязали, хотѣли позабавиться рѣчыо смертника... Вамъ мало оказалось другихъ издѣвательствъ и забавъ нашей кровью, нашими муками, и смертью... Такъ получайте, позабавьтесь, выслушайте... Я хочу сказать вамъ горькую правду. Потомъ вспомните меня. Или и на это не хватитъ васъ, палачи?
— Ну вы, товарищъ, того... на поворотахъ полегче... неровенъ часъ, и зацѣпитесь... — замѣтилъ комиссаръ.
Обреченный даже не взглянулъ на него.
— А ну, а ну... Чего онъ тамъ скажетъ... — гудѣли въ толпѣ. — Пущай. Намъ што? Биржуазъ, одно слово... Пущай передъ концомъ похорохорится, душу отведетъ... Ему только всего этого и осталось. Все равно, крышка... А намъ што? Пущай... Отъ слова не станется...
— Пущай, пущай напослѣдяхъ, на краюшкѣ... Ухи не завянутъ... — соглашались другіе.
Всѣ притихли. Только сзади, на улицѣ бушевало нѣсколько человѣкъ, особенно возбужденныхъ и пьяныхъ, требовавшихъ немедленной расправы.
— Помните, — продолжалъ Нефеловъ. Могучій голосъ его окрѣпъ; языкъ отчетливо и точно отчеканивалъ каждый звукъ, разносившійся по двору и далеко по улицѣ и во всѣхъ точкахъ, былъ явственно слышенъ. — Теперь у васъ пиръ горой. Вы празднуете побѣду надъ нами, буржуями, бѣлогвардейцами, упиваетесь нашей кровью, грабежомъ, воровствомъ, насиліями и всяческими злодѣяніями. Не думайте, что такое счастливое житіе ваше, ваше пиршество продлится вѣчно. Когда-нибудь наступитъ и отрезвленіе. Но чѣмъ дольше и разгульнѣе будете пировать, тѣмъ тяжелѣе и больнѣе будетъ ваше похмѣлье. Сейчасъ вы убиваете только насъ, бѣлогвардейцевъ, образованныхъ и состоятельныхъ людей, забираете наше имущество, воруете, грабите, насилуете, льете нашу кровь, какъ воду... Однимъ словомъ, торжествуете. Что жъ, торжествуйте, радуйтесь. Въ писаніи сказано: «ваше время и власть тьмы». А вы — тьма, безпросвѣтная, тупая и злая. Но вотъ вопросъ: надолго ли продлится ваша радость, ваше торжество? Вы объ этомъ не подумали? Да, впрочемъ, гдѣ вамъ и чѣмъ вамъ думать?! У васъ вмѣсто мозга навозъ... въ головѣ. А вѣдь придетъ пора и она не за горами, и вы не замѣтите, какъ она нагрянетъ, когда насъ, буржуевъ, уже не будетъ, когда все наше добро будетъ уже начисто разворовано и растаскано вами, когда вамъ грабить и душить уже будетъ нечего и некого... Вы думаете, что чужое награбленное добро пойдетъ вамъ впрокъ? Нѣтъ, вы его не удержите, промотаете и пропьете, и оно осядетъ въ карманахъ тѣхъ, кто на нашей несчастной, разоренной, опоганенной Родинѣ, обманувъ васъ посулами, заварилъ всю эту страшную, кровавую кашу и кто теперь ведетъ васъ къ позорному рабству и гибели... Вѣдь всѣ тѣ невообразимыя безобразія и злодѣянія, которыя вы теперь творите и о которыхъ еще года полтора назадъ вы и помыслить-то не смѣли, вы думаете, что дѣлаете по своей волѣ? Осуществляете свои свободы? Нѣтъ, тамъ, гдѣ льется кровь своихъ ближнихъ, гдѣ воруютъ и грабятъ, оскверняютъ святыни, гдѣ насилуютъ женщинъ, обездоливаютъ и губятъ неповинныхъ дѣтей, никакой свободы быть не можетъ. Тамъ только хамское своеволіе и дикое буйство разнузданной черни. И кто такое вы теперь? Чѣмъ стали? Вы не народъ, а тупая, своевольная, никуда негодная, презрѣнная чернь...
— Да заткните ему глотку... Чего онъ тамъ? Довольно! — закричали одиночные голоса въ толпѣ.
— Нѣтъ. Пущай. Нехай договоритъ. Чего? Дали слово, такъ слухай... А не хошь, заткни ухи... — запротестовали другіе.
— Продолжайте, товарищъ, только полегче, полегче, а то... — сказалъ комиссаръ.
— Мало этого, — продолжалъ Нефедовъ, — вы думаете, что всѣ эти гнусности совершаете по собственной волѣ? Нѣтъ. Васъ, какъ тупыхъ ословъ, подгоняютъ погонщики.
И погонщики эти — чужіе намъ люди, какъ вамъ, такъ, и намъ, буржуямъ, бѣлогвардейцамъ. Имъ надо нашими же руками истребить и насъ, и васъ, чтобы уничтожить Россію и завладѣть нашими землями и богатствами. Вы спросите, кто эти люди? Я вамъ отвѣчу: жиды. Ихъ предки распяли Христа Спасителя міра, ихъ потомки бездомные бродяги и гнусные ненасытные кровососы, пригрѣтые нашими дѣдами, теперь платятъ намъ за наше гостепріимство тѣмъ, что распинаютъ и уничтожаютъ Россію. Сейчасъ вы слѣпы. Кровавый туманъ застлалъ вамъ глаза. Вы мнѣ не повѣрите, потому что я — буржуй, офицеръ, бѣлогвардеецъ, но когда-нибудь вы вспомните меня. Только будетъ уже поздно. Кто сейчасъ
руководитъ всѣми вашими невообразимо преступными дѣйствіями? Жиды, одни жиды. Кто подбиваетъ васъ на жестокія расправы съ нами, безпомощными калѣками? Жиды. Вѣдь то, что вы сейчасъ дѣлаете, ни одинъ язычникъ-дикарь не сдѣлаетъ. Въ немъ все-таки есть хоть капля человѣческаго благородства и состраданія къ людямъ которые и безъ того пострадали и обездолены. А вы? Хотя вы и злобны, и алчны, и тупы, но вѣдь вы все-таки христіане, васъ крестили въ купели, вы бывали въ церкви у св. Причастія и сами на такія гнусности и злодѣянія, какія сейчасъ творите, не рѣшились бы. Васъ на это под талкиваютъ жиды. Какъ дураковъ, распалили васъ митинговыми рѣчами, а вы и пошли крушить. Ну для примѣра: развѣ этотъ бородачъ сейчасъ распоряжается вашими дѣяніями? — При этихъ словахъ Нефедовъ презрительно кивнулъ головой на комиссара въ офицерскомъ пальто. — Нѣтъ, онъ только купленный, такой же тупой и преступный исполнитель чужой злой жидовской воли какъ и всѣ вы. Онъ вотъ пришелъ сюда «на своихъ на двоихъ» ногахъ, какъ и всѣ вы, самое большее, что могли дать ему, — это потрястись отъ города сюда на какомъ-нибудь одрѣ, а тѣ, кто дѣйствительно властвуетъ надъ вами, кто управляетъ вами, какъ скотомъ на грязную работу, сидятъ сейчасъ въ роскошныхъ, чужихъ автомобиляхъ. Я не видѣлъ ихъ, мнѣ и смотрѣть не надо, но знаю, что тамъ сидятъ жиды и эти лопоухіе нехристи заправляютъ вами вотъ черезъ этихъ тупыхъ бородачей, а вы и не знаете этого. Итакъ во всей великой Россіи. Вы дѣлаете грязное дѣло, льете кровь, воруете, грабите, а царствуютъ надъ вами и собираютъ въ свои карманы наворованное и награбленное ваши комиссары, а у васъ сплошь всѣ комиссарскія должности заняты жидами и только для отвода глазъ кое-гдѣ на низшихъ рабскихъ ступеняхъ сидятъ природные русскіе. Жиды комиссарствуютъ надъ вами здѣсь, жиды во всехъ городахъ и весяхъ Россіи, жиды въ Петербургѣ и Москвѣ, откуда и заправляютъ всей нашей несчастной, одураченной Родиной. И вы отдали жидамъ душу свою, совѣсть свою за беззаконное, преступное правее убійства, воровства и грабежа продали презрѣнному, поганому жиду свою родную Россію и послушно, какъ ослиное стадо, идете туда, куда жидъ васъ посылаетъ и дѣлаете то, что онъ вамъ черезъ такихъ вотъ бородачей, какъ этотъ вашъ горе-комиссаръ, приказываетъ. Помните, еще отъ начала вѣковъ жидъ никому добра не сдѣлалъ, ничему доброму не научилъ, а зла всѣмъ народамъ, которые его пріютили, во всѣ времена натворилъ бездну, неисчислимую бездну. Натворилъ уже и еще натворитъ и вамъ. Спохватитесь вы, да будетъ поздно. Вспомните и насъ офицеровъ, буржуевъ, которыхъ теперь мучаете и убиваете, какъ мухъ...