– Так вот, в мирное время, – еле сдерживая себя, выговорила она, – все эти людишки заняты лишь самими собой, а бедные животные не могут помочь друг другу, и уж тем более не в состоянии противостоять жестокости своих хозяев!
Она процитировала Иисуса Христа, святого Франциска Ассизского, генерала де Граммона и упрекнула своего наставника, ибо он тоже не удосужился завести у себя ни единой канарейки.
С того памятного дня, будучи натурой воинственной, мадам де Монкайю еще рельефнее обозначила усилия, направленные к вящей пользе живности Кранеля и окрестностей. Видели, как она разгоняет мальчишек, собиравшихся порыбачить и копавших земляных червей, как защищает курицу, совсем было попавшую под нож домохозяйки, как достает из паутины застрявшую муху. Дабы расширить фронт своих активных действий, она извлекла на белый свет старый автомобиль мужа. На огромных колесах, весь помятый, передком он напоминал рыбу-молот, с клаксоном в виде резиновой груши, издающей хриплые звуки, почти как крик петуха на закате дня. Ездила она не торопясь, оглашая окрестности треском и грохотом, намертво вцепившись обеими руками в руль, и от толчков на ухабах в такт друг другу у нее подпрыгивали складки на подбородке и красная сморода на шляпке. Ее приближение слышалось издалека, так что все зверье заранее оживлялось, а у людей начинался приступ добросовестности.
Однажды, возвращаясь из очередного похода, довольная, что выпустила на свободу одну сороку, перенесла в безопасное место двух улиток и предупредила утопление в воде четырех несчастных котят, мадам де Монкайю нашла Леони, верную свою служанку, в большом волнении:
– Скорее! Скорее, мадам! Нам только что доложили: пес мсье Табюза попал под машину! Ему, похоже, очень плохо! Нужно что-то делать!
– Бубуль? – вскрикнула мадам де Монкайю. – Этого не может быть! Я выезжаю!
Она тут же забралась в свой автомобиль и отбыла в сторону полуразвалившегося домишки на краю деревни, в котором обитал папаша Табюз. Овдовевший, состарившийся и ворчливый, он жил, словно троглодит, не имел постоянного занятия и кормился, как поговаривали, временными батрацкими подработками на соседних полях. Но мадам де Монкайю подозревала его в ночных браконьерских вылазках. Он вышел ей навстречу с опущенной долу головой, словно к земле ее притягивала тяжесть густых тюленьих усов. Его округлые, чуть навыкате глаза были полны слез. На носу, испещренном синюшными прожилками, висела большая капля.
– Ох! – выдавил он из себя. – Это ужасно. Умирает мой Бубуль!
– Как это случилось?
– Да я точно и не знаю. Ночью, пока я спал, он, наверное, выпрыгнул в окно, какая-нибудь бездомная сучка, это уж точно, сунулась ему под нос. Вдруг – бум! Скрип тормозов, крики! Какая-то машина встала, потом поехала. Я аж подпрыгнул во сне! Выхожу, зову, ищу повсюду, наконец, смотрю – лежит в канаве. Ему было так больно, что он и на меня зарычал! Я еле смог взять его на руки, чтобы сюда перенести. Идемте, посмотрите…Не знаю, что и делать… Эх, Бубуль!.. Бедный мой Бубуль!..
– Следили бы получше за ним, не пришлось бы теперь плакать, – сурово урезонила папашу Табюза мадам де Монкайю и проследовала за ним в дом. Потрескавшиеся стены там и сям пожирал грибок, под ногами валялась отколовшаяся половина плитки, в углах висела густая паутина, деревянные ящики были разбросаны повсюду вместо мебели, а в стенной нише на ворохе старого тряпья лежала часто дышавшая черная масса. Бубуль был помесью бриара и волкодава. В темноте различались его фосфоресцирующие желтые глаза, между белыми клыками свисал розовый язык. Он поскуливал, жалуясь, и прерывистое дыхание вздымало его бока. В густой темной шерсти торчали сухие травинки.
– Я думаю, что у него перебит позвоночник, – сказал папаша Табюз, – во всяком случае, двигаться он не может. Подыхает…
Мадам де Монкайю мысленно прокрутила ситуацию и объявила:
– Этого просто так оставлять нельзя! Нужно отвезти его в город, к ветеринару.
– У меня нет денег…
– А у меня есть. Едем немедленно, берите Бубуля и усаживайтесь с ним на заднем сиденье. Я поеду медленно, чтобы его не трясти.
Сказано это было так безапелляционно, что несчастный не осмелился что-либо возразить. Он осторожно поднял пса величиной с теленка и, пыхтя и пошатываясь, направился к выходу. Автомобиль с виду казался маленьким для животного, и мадам де Монкайю придерживала дверцу, тем самым помогая папаше Табюзу устроиться со своей ношей в салоне. Когда Бубуль со всеми своими блохами оказался наконец на мягком сиденье, он издал глубокий вздох и закрыл глаза. Вне всякого сомнения, весь этот шик показался ему прихожей рая.