— Какие вопросы… — вздохнул Муртазалиев, непроизвольно поглаживая холодный бок своей СВД-С.
…— Значит, вот он какой — Вход, — сказала Марина, разглядывая «Павловское зеркало». — А вы уверены, что вам явились именно ангелы? Я всегда думала, что ночь — это время созданий Тьмы.
— По-вашему, ангелы по ночам не ходят? Тогда все светлые люди должны были бы обязательно днем умирать.
— Вас же не забирать приходили.
— Наверное, утром было бы поздно… тем более, днем. Вы же сами видите. Вход вот-вот откроется. Скорей бы…
— Вы правда предлагаете мне идти с вами?
— Все вместе — Надя, Ларинька… и вы. Я же для того вас и позвал, вы не поняли? Не ради же переговоров об условиях моей капитуляции. Я так вам обязан, Марина, если б вы знали…
— Вы только не обижайтесь, Алексей… Могу я отказаться?
— Конечно. Но я все-таки попрошу вас остаться и посмотреть, как все это будет. Я уверен, вы передумаете.
— Ну хорошо. А потом?
— Потом вы вернетесь и расскажете людям правду.
— Из Рая? Вернусь?
— Сие от вас зависит. Вы напишите обо мне, обо всех нас, которые жили НЕ ЗРЯ… и потому стали Избранными… нельзя молчать, Марина. А еще вы расскажете о моем брате…
— О брате?
…— Огонь! — шипел полковник Лебедев в переговорник. — Голубь-два! Огонь! Приказываю! На поражение!
— Я его не вижу! — шипел в ответ прапор Муртазалиев, лихорадочно шаря прицелом по окнам. — Не вижу!
— Бей по силуэту!
— Нет силуэтов!
— Голубь-один, Голубь-три! У вас?
— Пусто…
— Тоже пусто…
— Они опять на лестнице!
— П’твоюмать… Общая готовность! Штурм — по моему сигналу!
Полковник Лебедев не находил себе места. Он ведь слышал все, что говорится внутри…
— Пройдем в комнату, — предложил Алексей. — То, что я должен вам открыть, не терпит суеты.
Они вошли в супружескую спальню.
— Присаживайтесь.
Оглядевшись, гостья села на разобранную кровать. Больше садиться было не на что. Хозяин остался стоять.
В окно светила Луна. Полоса света, проникшего сквозь горизонтальную прореху в затемнении, вырезала в комнате молочно-белый сектор. («Луна? Она же в гостиной была… кажется…» — мельком удивилась гостья.)
— У вас есть брат? — спросила Марина с любопытством.
— Старший, — лицо Алексея словно зажглось изнутри. — О нем и речь. Это такой человек, я вам доложу, такой… знаете, я давно собирался порадовать его одной новостью, да все не решался… — пригнувшись, он метнулся к прикроватной тумбочке, достал нечто белое и плоское, протянул вещь Марине, распрямился, блаженно улыбаясь…
(Конверт! — успела догадаться она.)
…и угодил верхней своею частью точно в лунную мережку.
Что-то жуткое случилось с его головой.
Взорвалась скула. Выплеснулся черный гейзер — ошметки плоти в черных брызгах… и тут же, мгновенно — гулкий хлопок за окном… черная клякса расползается на белой стене… в затылок стреляли, сволочи, отстраненно подумала Марина… и тут же — слепящий свет залил весь дом.
Это включились прожекторы.
Алексей постоял секунду-другую, потом мягко осел на пол.
Вероятно, он считал, что если в доме темно, то снайпер снаружи ничего не увидит. Наивный. Доцент, одним словом.
Стараясь ни на кого не наступить и ни во что не вляпаться, Марина рванула на балюстраду. Одежда ее лежала, где была брошена. Надеть белье и спрятать конверт на своем теле она успела прежде, чем в дом ворвались.
— Ну вот, вы добились своего? — осведомилась эта дура, привязанная к ограждению.
К кому она обращалась — к бойцам или к Марине?
Плевать…
Дочь Алексея, как выяснилось, привязана была скверно. Папа то ли пожалел ее, то ли лопухнулся. Девочка освободила руки, поднялась, доковыляла до зеркала и принялась тыкаться в него, словно мотылек в горящее окно. Она громко хныкала:
— Хочу в Рай! К папе!
— Ларинька! — бесновалась мать, не в силах освободиться.
Одевалась Марина, как во сне. Кажется, справилась сама… или ей все-таки помогли?
Она видела, как Лариньку оттаскивали от дьявольского зеркала, как помогали госпоже Львовской…
Потом она слышала сверху голоса — Александра и кого-то еще (почему сверху???), — про то, что это временный психологический шок, ступорозное состояние, которое быстро пройдет…
Какой же это шок, думала она. Это — Рок…
Конверт, переданный ей Алексеем Львовским, Марина никому не отдала и не рассказала о его существовании.
Капитан ФСБ Серов отвел снайпера Муртазалиева в сторону.
— Добрая работа, — сказал капитан. — Жди поощрения.
Муртазалиев вопросительно посмотрел, никак не отреагировав.
— Слушай внимательно. Ты выстрелил, когда Львовский вскинул оружие и направил его на переговорщицу, — продолжил капитан. — Понял?
— Приказ был: нейтрализовать преступника при первой возможности, — уклончиво ответил прапорщик. — Прокурор это слышал.
— Прокурор этого не слышал. А наш Орел как с цепи сорвался. Когда этот шизик успел ему дорогу перебежать? Главное, сначала все тихо-мирно было…
«Орлом» называли полковника Лебедева. От большого уважения, надо полагать.
— Я не понимаю, Степаныч, — с горечью констатировал Муртазалиев. — Ихний Орел — и мы… Из разных контор… из разных ведомств…
— Ведомства разные, а город один, Мурзик. Так что ты скажешь, когда тебя спросят, как было дело?
— Объект прицелился в заложницу. Я его снял. Другого выхода не было.
Капитан потрепал прапорщика за загривок и пошел к прокурору.
Орлам летать, а нам в дерьме ползать, подумал снайпер… впрочем, нет, — ни о чем таком он не подумал. Инструментам не положено думать, не для того созданы.
Понедельник-вторник, ночь. ИСТЕРИКА
Долго молчали. Шоссе послушно стелилось под колеса.
— Понимаешь, он был похож на Третьего! — вдруг сказала Марина. — И потому погиб!
Голос ее звенел, как натянутая струна. Как перетянутая струна: вот-вот лопнет.
— Какого «третьего»? — участливо поинтересовался Александр.
— Какого, какого! Кого я любила!
Ее трясло.
— Ты что, всех нас сосчитала? Вот это подходец. А я, позволь спросить, какой по счету?
— Ты?! — оскорбительно засмеялась Марина. — Причем здесь, вообще, ты?!— Она заплакала.
Это была истерика.
— Смотри, вот он я — твой мужчина, — рассудительно заговорил Александр. — По крайней мере, был им, этого ты не сможешь отрицать… и со мной — полный порядок.
— Ты не понимаешь! Я думала, после Вадима — всё, конец! Пять раз снаряд в одну воронку не падает! И — опять, опять, опять!
— Я знаю, ты меня не любишь… — медленно произнес Александр, глядя прямо перед собой.
— Может, потому ты до сих пор и жив, дурак! Я же проклятая! Беги от меня, выброси меня из машины!.. — она принялась беспорядочно хвататься за дверные ручки.
Александр ненадолго отвлекся от управления, повернулся к своей пассажирке и влепил ей по щеке — левой рукой наотмашь.
Марина окаменела.
— Чего дерешься?
— Лечебная процедура.
Истерика и вправду прекратилась. Хотя, зачем (за что?) мужчина ударил женщину на самом деле — это осталось за кадром.
Не часто Александру приходилось слышать, что его не любят. Да еще и не скрывают этого.
— Между вами что-то было? — поинтересовался он. — Я про психа с дробовиком.
— Удачный момент для вопроса.
— Ты всю дорогу молчишь или разговариваешь сама с собой…. Может сейчас и время объясниться?
— Ну да, когда твой соперник кайфует под простыней в труповозе.
Он тяжко вздохнул:
— Змея ты.
— Жаль, яд весь высох…