Роман маялся, не зная, что сказать. Думал отличиться. А вышло… Нет, отличился, конечно, что надо! Вот только не в ту сторону.
– Понимаешь, Леня, кажется, сорвалось…
– Что сорвалось?
Голос Лени звучал, как в компьютерной игре. Ни малейшего желания понять и посочувствовать.
– Ну, там произошло одно… эээ… – лепетал Роман, – произошел небольшой эксцесс… Короче, вышел, типа, скандал, и клиент как бы соскочил.
– Короче, типа и как бы, – перебил его Леня. – Ты его упустил?
– Ну… Можно и так сказать, – обреченно вздохнул Роман, надеясь этой обреченностью вымолить прощение.
– Но хоть что-нибудь удалось узнать? Хоть намек?
– Увы, Леня… Ничего. Но я обязательно попробую с другого боку!
– Поздно, Рома, – каким-то чужим голосом сказал Леня. – Хоть с какого – поздно. Если бы ты успел сегодня, дело бы выгорело. Но ты не справился, и ловить здесь больше нечего.
Роман молча холодел, слушая эти «ты». Обычно Леня, когда отчитывал, находил другие словесные формы, все больше налегая на спасительное «надо». Теперь же его речь звучала как приговор.
– Но ничего, Леня, – с ложной бодростью воскликнул Роман. – Это же не последний раз.
– Последний, Рома.
– То есть?
– То и есть. – Леня помолчал. – Я думаю, ты взрослый человек, и сам все понимаешь.
– Значит, конец?
– Да, Рома, конец.
– Ну, тогда до свидания…
– Прощай.
Связь прервалась. Роман криво усмехнулся, глядя на потухающий экран. Вот так оно и происходит. Тихо, прозаично, ровно ничего не нарушая в состоянии миропорядка. Оторвалось и ушло нечто важное, без чего жить стало невозможно. Нет, шалишь, возможно. Как? Это другой вопрос. Хотя ответ более чем очевиден.
Роман с подступающей тоской начал вспоминать, сколько у него осталось на счету. Кажется, тысяч восемь евро. Или семь? Если бы не позавчерашний проигрыш в казино, было бы под тридцать. Что бы Лене не объявить вердикт раньше? Смотришь, удалось бы отсрочить нищету на несколько месяцев. Или недель…
А-а, какая разница? Из грязи в князи, из князи в грязи – все происходит настолько быстро, что нет смысла затягивать процесс. Только больнее делать.
Вдруг за стеной во всю мочь рявкнули колонки, сотрясая окна и двери. Роман едва не выронил телефон. Сколько здесь живет, никогда так громко не включал магнитофон.
Хорошо, день на дворе.
Он заглянул в комнату. Лена, стоя перед зеркалом в одних трусиках-танга, вертела бедрами в ритм музыки и одновременно расчесывала свою черную гриву.
Увидев в зеркале Романа, повернулась и, раскачиваясь в танце, начала манить его к себе. Глаза блестели, по плечам, по высокой груди змеились черные локоны. Гибкая талия извивалась, бедра выводили какой-то сложный узор. Она была до того хороша, что все проблемы вылетели из головы в один миг.
Ну их к лешему, в самом деле, как-нибудь разберемся. Потом.
– Сделай тише, – сказал Роман, медленно приближаясь к танцующей красавице.
– Что!? – крикнула она, обнимая его и прижимаясь всем телом, сверху донизу.
– Ничего, – пробормотал он, опускаясь вместе с ней на диван под неистовый грохот барабанов.
Позже, когда сделали музыку тише и завтракали состряпанным Романом омлетом, состоялся короткий, но содержательный разговор.
– Рома, мне надо пару сотен евриков, – просто сказала Лена, с аппетитом жуя и прихлебывая красное вино, которое самоуправно извлекла из бара.
– Угу, – отозвался Роман.
– На порошок и так, по мелочи, – сочла нужным пояснить Лена.
– Угу.
Повисла пауза. Роман оторвался от тарелки, сходил к заветному комоду, принес требуемую сумму.
– Спасибочки.
Роман, пока ходил, успел подсчитать, во сколько ему обойдется двухнедельное, скажем, пребывание Лены. С учетом того, что и ему надо на что-то жить и покупать напитки, получалось неслабо. Был бы в активе Леня, он даже не стал бы заниматься подобными расчетами. Но теперь, в новых реалиях, приходилось полагаться только на себя, то есть на зарплату в Конторе, а на нее самое большее можно было не умереть с голоду, но никак не играть роль богатого покровителя.
Лена отодвинула пустую тарелку, закурила. Стало понятно, что Роману придется не только готовить, но и мыть посуду. Впрочем, можно было не готовить и не мыть, а скромно обойтись рестораном. Или, на худой конец, домработницей по вызову.
Но тут снова глухой стеной вставал проклятый вопрос. То, что решалось запросто, одним небрежным жестом, становилось серьезнейшей проблемой.