Присев, я достал нож Бака и одним махом его перерезал. Если уж я не могу воспользоваться Интернетом, то и Рассел не сможет. Едва ли он или его люди знают, как соединить коаксиал, совсем не похожий на обычный электрический провод.
А я знаю. Те несколько смертельно скучных недель уже не казались мне бездарной тратой времени. Теперь и у меня есть кое-что, что им нужно…
Но как только я повернулся, чтобы пойти к берегу, раздался крик.
Со стороны коттеджа донесся резкий окрик:
— Стоять!
Значит, они засекли Пабло.
Я кинулся к берегу, короткими перебежками, держась под прикрытием стен.
На ступенях, ведущих к пристани, я увидел коренастую фигуру с вытянутой рукой. В руке был пистолет.
— Последний раз предупреждаю!
Пабло метался на берегу из стороны в сторону. За его спиной покачивалась на волнах лодка.
Я ничем не мог ему помочь, только в ярости сжимал кулаки.
Но ведь Уэйн не станет в него стрелять — во всяком случае, без приказа Рассела. Его схватят, притащат в дом, допросят и узнают в конце концов, как ему удалось сбежать. Тут мне и конец.
Уэйн спустился на пару ступенек, остановился и поднял другую руку, чтобы было удобнее целиться. Пабло что-то прокричал, но его слова поглотил рокот волн. Мучаясь от невозможности хоть на что-то решиться, я поднял пистолет. Силуэт Уэйна расплывчатым пятном маячил вдали.
Нет. Я не мог заставить себя выстрелить. И потом, на таком расстоянии шансов попасть почти не было. Если я выстрелю, точно промахнусь. А как только я нажму на курок, ситуация изменится радикально. Они услышат выстрел и поймут, что я здесь.
У меня была единственная возможность отвлечь внимание Уэйна от Пабло и дать парню спастись. Я поднял камень. Понятно, что до Уэйна я не доброшу, но звук упавшего булыжника заставит его обернуться или хотя бы рука его дрогнет и он промахнется.
Пабло поднял руки, сдаваясь, и медленно направился к Уэйну. Тот что-то говорил, но я не расслышал. И тут Пабло повел себя очень странно: он хлопнул в ладоши, потом убрал руки за спину и хлопнул еще раз.
Что, черт возьми, он делает?
Я бросил камень, и в этот же миг Уэйн выстрелил. Три раза. Я видел вспышку, но сами выстрелы потонули в шуме волн и прозвучали как далекие хлопки.
Пабло покачнулся, подался вперед и рухнул на землю — маленькое темное пятнышко на берегу…
Он лежал неподвижно, словно обломок дерева или валун. Он был мертв.
Меня разбудил пронзительный мамин крик из кухни.
— Прошу тебя! Хватит! Хватит!
О стену ударяется что-то тяжелое. Я смотрю на часы: два часа ночи.
— Чертова баба! — грохочет отец.
Я лежу в постели не двигаясь. Бешено колотится сердце.
— Убирайся отсюда! Оставь нас в покое! — истерически кричит мать.
— Это мой дом, слышишь, стерва?
Он только что потерял очередную работу. Отец всегда отличался крутым нравом, а после увольнения стал пить еще больше.
Что-то падает на пол. Кажется, сотрясается весь дом.
А потом тишина.
В ужасе я вскакиваю с кровати и кидаюсь вниз по лестнице. Мама лежит на полу без сознания. Ее глаза закрыты, из носа текут две струйки крови.
— Вставай! — вопит отец. — Вставай, черт тебя подери!
— Что ты с ней сделал? — кричу я.
Отец замечает меня и рычит:
— Пошел отсюда!
— Что ты с ней сделал?! — ору я и изо всех сил толкаю его к плите.
В пятнадцать лет я был уже с него ростом. Впрочем, он все равно был тяжелее и сильнее меня.
Лицо у него наливается кровью. Он поворачивается, хватает с плиты чугунную сковородку и бьет меня сбоку по голове. Я отклоняюсь в сторону, но сковородка задевает меня по уху. Жуткая боль.
Я ору, сложившись пополам, в ушах звенит.
— Мне что, применить силу? — кричит он и снова замахивается сковородкой.
Но на этот раз я не отступаю, я кидаюсь вперед, толкаю его еще сильнее. В глазах темнеет. Кислый запах его пота, тяжелое дыхание, серая майка, забрызганная маминой кровью…
И тут мой гнев наконец выплескивается через край, у меня хватает сил схватить это чудовище и шарахнуть об кухонный шкаф со стеклянными дверцами. Не позволю ему снова ударить меня. Не позволю снова ударить маму.
Его голова впечатывается в острый угол шкафа, где давно уже отслоилась фанера. Он так его и не починил.
— Ах ты сукин сын, — орет он. — Убью!
Но гнев и долгие годы унижений делают меня сильнее. По крайней мере в это мгновение.
Я словно в темном туннеле — надо двигаться вперед. Я бью и бью его об угол, пока не понимаю, что его затылок стал странно мягким. Ужасный вой затих, но выпученные глаза все еще на меня смотрят.