Он продолжил:
— По вопросу связи с Москвой, про которую ты спрашивал, тоже ничем не могу тебя обрадовать. Проводная связь есть только с Серпуховом и Ясногорском и только через коммутаторы. Автоматическая связь отключена и у нас и в Серпухове. С Москвой можно связаться только через Серпухов и только с государственными учреждениями, автоматическая связь в Москве тоже прекращена. По секрету тебе могу сказать, положение в Москве ещё хуже, чем у нас, полгорода разрушено. В Серпухове негде пройти от беженцев из Москвы, у нас их не видно из-за обрушенных мостов через Оку.
Так что, сидите и не рыпайтесь — здесь вы всё равно ничего не найдёте. Магазины, которые мы не успели взять под охрану или всё оттуда вывезти — уже все пограблены мародёрами. Лучше съездите в Тулу, может там повезёт, и что-нибудь достанете, все-таки там имеются большие стратегические склады. Как я слышал, на какой-то выработанной шахте есть громадный продовольственный склад Госрезерва. При таком положении его должны расконсервировать и, вполне возможно беженцам там могут раздавать продукты.
А я чувствую, что мы скоро будем вынуждены эвакуировать город и, скорее всего, в Тульскую область, всё-таки там есть и добыча угля и запасы продовольствия, а зиму наши учёные прогнозируют очень холодную. Солнечное излучение, которое достигало поверхности Земли, упало в разы, так что ещё раз советую, рубите побольше дров. И ещё у тебя дача вроде возле деревни Зайцево — там, у местных много скота и, скорее всего, он отравился и пал. Наши биологи проверили и пришли к выводу, что мясо павших несколько дней назад животных после термической обработки можно использовать в питании. Оно при этой минусовой температуре ещё не протухло. Мы уже два дня ездим по деревням и собираем туши падшего домашнего скота и здесь их разделываем. Так что займитесь сами заготовкой мяса.
И он поднялся, намекая, что пора заканчивать, — у него ещё много дел. Я вспомнил просьбу Саши о звонке в Москву на службу и сказал Михалычу, он пообещал отправить такую телефонограмму. Вышел со мной в приёмную и поручил секретарше вместе со мной составить телефонограмму. И по установленному графику связи с Серпуховом отправить её для передачи в Москву. Попрощавшись со мной, он ушёл. Я оставил телефонограмму, у секретарши и пошёл в свой институт — думал повидаться с коллегами.
В здании моего института все помещения были забиты железными кроватями, да и просто матрасами, лежащими на полу, стоял стойкий запах пота и какой-то химии. Дежурный спросил, кто я такой и к кому пришёл, он не хотел меня пропускать в мой кабинет. Но тут вышел Василий Петрович, работник нашей охраны, который меня хорошо знал и конфликт быстро разрешился. Я прошёл в свой кабинет, он был тоже занят пятью кроватями, моего стола и стульев не было, но сейф стоял на месте. Я его открыл и забрал находившуюся там бутылку Французского коньяка, бутылку водки, две банки шпрот и коробку конфет. Также положил в пакет лежащие там компьютерные диски с различными утилитами и с моими работами, после чего, попрощавшись с Василием Петровичем, пошёл в лабораторный корпус Галиного института — это была вотчина моей жены.
Корпус встретил меня неприветливо, стёкла в вестибюле были разбиты, было холодно и везде было загажено. Осторожно переступая, чтобы никуда не вляпаться, я пошёл в лабораторию, где, по словам Гали, имелись низкотемпературные термометры, они стояли в специальных морозильных камерах. В течение минут десяти я демонтировал три из них и пошёл в кабинет Гали, захватить какие-то лекарственные препараты, находившиеся у неё в сейфе-холодильнике. Аккуратно разложив взятые вещи по пакетам, я пошёл на место встречи с ребятами, никого из своих коллег я так и видел, а специально искать не стал. Толя с Николаем уже должны были подъехать.
Увидев их на разбитой машине, я сначала обалдел, но потом вспомнил слова Михалыча о количестве погибших, подумал: — Ну, что такое разбитая железка, по сравнению с такими жертвами. Особенно меня резануло чувство единства и близости с этими людьми, когда я увидел окровавленную куртку Коли. Ну, а остальное вы уже услышали из рассказа Анатолия с Николаем, — закончил свой рассказ Володя.
Кстати, я рассказал обо всех членах нашей, можно уже сказать, большой семьи, а о себе так особо ничего и не сказал. Итак, моё имя Анатолий, фамилия Котлов, мне тогда было 43года, по профессии я строитель, работал когда-то и главным инженером строительного управления и заместителем начальника крупного объединения, в котором работало более трёх тысяч человек. После прихода Ельцина к власти — занялся бизнесом, чтобы выжить с семьёй. С государственной службы ушёл, зарплата была мизерная, а взяток я не брал — не мог из принципа. Занялся торговлей, на этом сколотил неплохой капитал — по крайней мере, хватило купить трёхкомнатную квартиру в Бутово, построить дачу, и купить неплохую машину, а также отложить на чёрный день денег, на депозит в банке и завести инвестиционный счёт на бирже.