Виктор сидел лицом к экрану, но видел и чувствовал только одно – Нюся рядом. В ушах и висках гулко бухало, пульс бился даже в пальцах, плечи сводило от старания держаться свободно. Он слегка двинулся и почувствовал её плечо. Оно не отстранилось. Он подался чуть влево, и её плечо слегка качнулось в его сторону. Он пошевелил затекшими пальцами и почувствовал её руку, подвинул руку влево, её рука податливо устремилась навстречу. Пальцы их сплелись. Крепко. Очень крепко. Так, оцепенев, они просидели весь сеанс.
Домой они шли рука об руку, пальцы их были так же крепко сплетены. Дом прятался в глубине сада. На полдороге под развесистой яблоней стояла скамейка. Не произнося ни слова, они остановились, потом сели... Нюся не затевала никаких объяснений, не «переживала» и ничего не требовала. Всё было легко и просто. Значит, так и должно быть...
Виктор шагнул вперед. Кира, прикусив губу, смотрела за его спину, туда, откуда прибежали.
– А они? – спросила она.
– Остались. Никак не наговорятся.
Стук в ушах стал оглушительным. Виктор сделал ещё шаг и поцеловал её прямо в чуть приоткрытый рот.
Кира отшатнулась, удивленно и обиженно уставилась на него.
– Ты с ума сошел! Что это за новости?
– Да брось, чего там... – пробормотал Виктор и обнял её.
Кира уперлась ему в грудь острыми локтями, потом высвободила руку, коротко и резко ударила кулаком снизу в подбородок. От боли и неожиданности Виктор разжал руки, не удержался и с маху плюхнулся на землю.
– Психованная! Чего ж ты дерешься?..
Кира не ответила, быстро пошла обратно. Виктор поднялся и, потирая ноющий подбородок, зашагал следом. Скажет или не скажет? Мало того, что треснула, ещё и просмеет...
Наташа сидела всё так же, обхватив колени руками, Лешка полулежал, опершись на локоть, и смотрел на неё.
– Нашли воду? – спросила Наташа и, не ожидая ответа, снова повернулась к Лешке. То, о чем они говорили, было важнее. – Нет, дело не в том, герой или не герой. Понимаешь? Герой это... ну вот сделал что-то, какой-то поступок, очень хороший. И люди говорят – герой. Но ведь нельзя подряд, непрерывно! Ну, пять, ну, десять подвигов... Ведь геройский поступок – это как всплеск. Всегда очень коротко, быстро. А потом? Ведь вся жизнь – длинная. И конечно, герой – это хорошо, но не у всех такие случаи бывают, чтобы стать героем, правда? И, по-моему, самое важное, как ты живешь всегда, какой ты изо дня в день. Вот о чем надо думать!
– А чего тут думать? – сказал Виктор. – Живи, работай, и всё.
– Как «живи»?
– Как все!
– А все одинаковые? Все хорошие? – спросил Лешка.
– Ну, не все. Люди разные.
– А ты какой?
– А ты не знаешь, да? Чего вы тут мудрите?
– Мы не мудрим. А человек должен знать, какой он, зачем он, иметь перед собой цель.
– Цель у всех одинаковая – строить коммунизм.
– Это – вообще. А твоя?
– И моя тоже. Работаю? Работаю. И не плохо. Значит, тоже участвую. Что ещё надо?
– У тебя нет воображения, – сказала Наташа.
– У меня? Да я такое могу выдумать, что вам и не снилось...
– Верно, ты – выдумщик. А воображение – совсем другое. Понимаешь? Это – мысль, деловая, мысль, которая работает во всех направлениях, но с определенной целью. Да, вот именно, с целью! Вот мы с Лешей и говорим, что человек должен всегда думать: что и зачем? Почему так, а не иначе? Человек должен обо всём думать и за всё отвечать.
– Это не я фантазер, а вы! Я должен за свою работу отвечать. Поставят на другую – там буду. А сейчас я что, за мастера, за начальника цеха должен? Может, за директора? Или ещё за кого?
– За всех.
– Вот вы и отвечайте. Больно много на себя берете. Что они, меньше нас знают?
– Больше. Но они не знают чего-то, что знаем мы. Или узнаем.
– Что вы там можете знать? Поменьше надо воображать о себе и не корчить из себя каких-то цац... – Виктор опасливо покосился на Киру. Она сидела опустив голову и покусывая травинку. – Жить надо просто. Без выдумок...
– Ну да: пусть за тебя думают, за тебя решают? А ты идешь, куда толкают, делаешь, как скажут? Так живут овцы.
Виктор хотел сказать что-нибудь резкое, но ничего не придумал и очень обиделся.
– Ладно, посмотрим, кто из нас окажется овцой...
– Поедемте домой, – внезапно сказала Кира, поднялась и, не оглядываясь, начала взбираться по склону.
Они поднялись и тоже пошли. Сначала Виктор, потом Наташа и Лешка. Так и шли всю дорогу до разъезда. Кира раза два оглянулась, потом ускорила шаг и намного опередила всех. Виктор не знал, как подступиться теперь к Кире, и не хотел догонять. Присоединяться к Наташе и Лешке, которые шли не торопясь и о чём-то опять оживленно говорили, тоже не хотелось.
В вагоне Наташа и Лешка сели у столика, Кира стала у открытого окна напротив. Виктор обошел полупустой вагон, постоял на площадке, потом вернулся. Он заметил, как Кира оглянулась на сидящих в купе и тут же отвернулась. Ветер трепал её кудряшки, пузырями надувал короткие рукава платья. Виктору было стыдно перед ней, он хотел как-то загладить происшедшее, но не знал, что нужно сказать или сделать. Он подошел и стал рядом. Кира не оглянулась. Пристально, не моргая, она смотрела куда-то поверх редких кустов, туда, где яркая зелень степи обрезала голубую стену неба. Внезапно Виктор заметил, что из широко открытых глаз её выкатываются и медленно ползут по щекам слезы. Она не вытирала их и, только когда слеза стекала к углу рта, подхватывала её кончиком языка. Виктор покосился на сидящих за столиком, заслонил Киру плечом и сказал:
– Ну чего ты... Слышь, Кира, ты не сердись... Я не хотел, понимаешь. Так получилось... Не обижайся, ладно? Ты не думай...
Кира оглянулась, не сразу поняв, о чём он говорит, губы её досадливо дрогнули.
– Господи, да отстань ты! Очень ты нужен – думать про тебя...
– Нечего тогда и реветь, – обиженно сказал Виктор.
После этого как-то так получилось, что гуляли они уже только втроем – Кира больше не приходила. Виктор не чувствовал никакой утраты, так было даже лучше – воспоминание о происшедшем в балке появлялось всё реже, но оставалось неприятным. Теперь в нём появился другой оттенок – неприязненно он думал не о себе, а о Кире. Тоже, подумаешь, сокровище – недотрога. Просто ломака, и больше ничего...
Потом он узнал, что за ней ухаживает слесарь из ремонтного, и вскоре после этого, что она выходит замуж. На свадьбе Виктор не был. Может, его и позвали бы, но в это время он получил отпуск и увез Милку и мать на Кривую косу – отдохнуть и как следует покупаться. Лешка тоже не был на свадьбе – не пошел, а может, и не позвали. Весть о замужестве Киры Виктор принял совершенно равнодушно и сам удивился. Он же был в неё влюблен! Теперь какой-то чужой парень стал ей мужем, а ему всё равно. Ни ревности, ничего. Может, он и не был в неё влюблен? Наверно, это было просто так, детское увлечение... С тех пор Виктор ни разу не видел Киру, и лишь изредка о ней говорила что-нибудь Наташа: получила комнату, маленькую и в коммунальной квартире, но ничего... У неё будет ребенок... Так скоро? Почему скоро? Нормально...
Потом как-то Наташа сказала, что, кажется, Кира не очень счастлива, может, даже просто несчастна.
Виктор не стал допытываться и не почувствовал сострадания. Иначе и не могло быть. Слишком много о себе воображала, ждала неизвестно чего. А жить надо просто...
8
Он, Виктор, жил просто. Делал всё, что надо, и не мудрил, не произносил всяких слов. Как будто слова что-то меняют. Надо дело делать, а не болтать. Человека проверяют по делам, а не по словам. И если его проверять по делам, в конце концов получается неплохо, не хуже, чем у других... Вот умер отец... Другой бы на месте Виктора раскис, спрятался за спину матери – ты, мол, вкалывай, а мне учиться надо, родители должны обеспечить... А он сразу решил сам идти работать. Мать больна, да и пожилая уже – что она там заработает? И Милка растет, ей учиться надо. Решил, и точка. Поставил перед собой цель и добился. Через полгода получить третий разряд – это не каждый сумеет. Он сумел. И в цехе себя поставил. То есть сумел оправдать. Ну, Маркин, конечно, работает лучше... Да нет, он просто опытнее. Так он уже сколько лет по седьмому, за станком состарился.