- Ага, фашисты любили трупы шевелить. Типа зомби делать, чтобы они воевали вместо живых солдат. Вот и Макар, со своей шайкой, нашли как-то книгу такую, все ходят…бля….переводят и день и ночь. Тебя как кличут то?
- Саша. – Осторожно ответил я.
- Слушай, я тебе…, - дед замолчал, задумался на время, подошел к столу и закурил самокрутку, посмотрел на меня и глазами предложил свою папироску. Я согласно кивнул. – Ну, тогда проходи, не стой в дверях, осторожнее, мой самосад крепкий, по башке бьет с непривычки.
Я закурил и вдохнул крепчайший, сладко-горький, ароматный дым. Вкус чем-то отдаленно напомнил мне махорку, которую я как-то в детстве стащил у своей матери, когда мы были на даче. Она использовала ее для уничтожения каких-то паразитов на огороде. В голове зашумело, горло с непривычки моментально пересохло, а пищевод обожгло, как будто я выпил высокоградусного самогона.
- Браги не предлагаю Саша. Самому мало, но…в продолжение темы…я дам тебе, десять патронов, по силе, как боевые, почти трассер, выпуска 1943 года. Опасно конечно для двустволки то, дуло дико греют, но так я их сам мастерил, проверено годами, а если у тебя ствол батюшки, так вообще переживать не о чем. – Он замолчал и выжидательно уставился на меня. Я поймал себя на том, что дед то не пьян, и мутные глаза смотрели осмысленно, осторожно изучали меня и мою фигуру, руки, остановились внимательно на пальцах, прошлись по обуви и ногам.
- Дед, а ствол укоротить можно?
- Не порть вещь. Объяснять тебе скорость полета пули и ее кучность не буду, думаю, сам знаешь. Тем более не картечь просишь, я уже сказал тебе, мои пульки сильно греют дуло. Заряжаешь, осторожно прицеливаешься, бабах….здравствуй каша, мясо не мясо, а фарш, но зато наверняка. Правда с недалекого расстояния, ну и я думаю, что ты не снайпер. Или сокол?
- Нет. Абсолютно, дома есть пневматика, так балуюсь по бумажным мишеням.
- Какая пневма?
- «Максима». Она со снайперским прицелом. Правда, его снять можно, покупал отдельно.
- Все равно дрянь. Учить тебя времени нет и негде, слышно будет. Да и тебе, похоже, время, что золото. Так ствол есть с собой?
- Дед, говори что нужно. – Я замер и прямо смотрел в глаза старика.
- Не глупый, и так все тебе понятно. Патроны даю, дом чертей ты видел, в глубине огорода, который. Сколько народа там, не могу сказать, но, кажется, что в последнее время их меньше стало. Витька не скулит. Так что у тебя все шансы……спасти девку, а их заткнуть….навсегда. Вы уйдете, пропадете, а я никого не видел и не слышал, если что…Даже если и видел, скажу, цыгане какие-то шастали, или молдаване, один хрен, они все на одно лицо, загорелые….мать их…
- Кто такой Витька? Собака что ли?
- Какая нафиг собака, брат близнец Макара.
- Макара? Он что, скулил? – я снова напрягся, достал свою сигарету и прикурил.
- Каждую ночь, шиза у него была. Макар нормальный с виду, продуман в поведении и действиях. Витька выл каждую ночь, стоял в огороде, и стучал в кастрюлю при этом. Вот уже считай, сегодня вторая ночь…тишина. Деревня кайфует! Хотя тут старики, глухие все. Я слышу хорошо, тебя учуял, еще когда ты в окно заглянул. Не пугайся, охотник я. Всю жизнь в тайге егерем. Сюда перебрался двадцать пять лет назад. До этого, пятьдесят, шастал по Сибири, и стрелял не со срамной двустволки, а из революционной… мосинки. Да и родня у меня тут, рядом.
- Значит тот, Витька, а Макар…на поляне его не было, - задумчиво произнес я. – Твою же мать….
- Напутал внучек? - дед смотрел на меня и улыбался. – Они как две капли воды, я даже и не знал, что такое бывает. От внешности до голоса, да и курят как паровозы. Не поймешь,у кого стреляешь дымок никотиновый. Разница только в поведении. Даже злость у них одинакова. Только у одного холодный расчет, а у второго, мания преследования. Да, Витька еще плакать любил, как маленький. Сидит, слезы вытирает, рыдает. Котенка нечаянно задавил, помню, так похоронил его и сорок дней отпевал, молился. Но, стоит Макару привести бабу в дом, все…..бунт на корабле! Бабу на эшафот! И Витька потом слушается брата как шелковый, даже поведение становилось нормальным, на день другой, за исключением ночного воя.
- И все молчат? Деревня не вякает?
- Телефонов нет, а вышка для сотовых, откуда их тут взять старикам, да и зачем, вся жратва через попа твоего, они кормильцы. Молодежи нет, самому молодому, около пятидесяти, все пьют. Всем очень удобно. А главное, вякнешь – закроют в домашнем железе, и сожгут. Внутри-то у всех вагонка, есть чему пыхнуть. Это банда, и ее все бояться. Просто, тупо, страх. Страх за свою дряхлую, больную, вонючую жопу! Вот такой расклад Саша.
- А ты смел дед! – я улыбнулся.
- Я порвал бы их, но не с этим, - он задрал вверх грязную плотную рубаху в клетку. Я увидел огромный шрам, в виде запятой, идущий от самого соска левой груди, до лобка. Сбоку выходила из дряблого живота, трубка, которая своим концом была вставлена в грязный целлофановый мешочек, наполненный наполовину желтой, мутной мочой.
– Это медведь, давно еще, я выжил, но…я инвалид, поднимаю тяжелое и все, кровит у меня. Ты - есть шанс!
- Давай патроны. Пошел я, дела делать!
- За девку не переживай, с ней пока все нормально. Не орет. Жди, я скоро.
Он подошел к столу, немного отодвинул его в сторону, и, открыв люк на полу, тяжело спрыгнул в лаз. Глубина оказалась по пояс, и он, нагнувшись, скрылся под основным полом. Минут через десять, он появился, закрыл люк, вернул на место стол и протянул мне бумажный сверток.
- На подарок, патронташ там с пульками, Патронташ, старый, советский, чинный, не то, что сейчас, тебе на пояс в пору будет. Бери внучек. Запомни одно, сделаешь, не переживай о содеянном, живи, как нормальный человек. Душой не болей, и не вспоминай. Старость сама напомнит, всплывает как хорошее доброе кино, научившее жизни, даже будешь цвета вспоминать, если из ума не выживешь.
Я повернулся и подошел к двери, обернувшись снова к деду, я не удержался и спросил:
- Дед, а тебе-то все это, все же, зачем? Столько лет, жили так….
- Родню жалко. Ты говорил, что у отца Сергия служат двое, так вот девка при нем, моя внучка. Мать ее, пьянчужка, в отца пошла, в меня-то есть. Как там, она, кстати, Машка то? Она редко тут появляется, из-за этих уродов.
Я замер, ошалело, смотря в дедовы глаза, медленно сел на корточки и уперся спиной во входную дверь….провел ладонью по резко увлажнившемуся лбу, стер пот.
- Дед, - я не знал, говорить или врать, молчать или кричать. – Дед…
- Ы-ы-ы-ы, - услышал я. Дед сжал плотно зубы и сквозь них, пытался говорить. Он был белее снега. - Ы-ы-ы-ы, кыкэтоы-ы-ы-ы прыизышлы….
- Как произошло, как…- повторил я. – Отец Сергий, перерезал ей горло. На реке. Маша помочь нам хотела. Нас поймали, Макар притащил сюда мою…в общем женщину. Когда поп убил Машку, я убил его. Витьку, и Молчуна, тоже я….два дня назад. Маша мне оружие отца вынесла, подложила в лодку, взамен отдала ему мое, тем самым введя его в заблуждение, типа мы безоружны. Тот не усек ничего, и смело пошел на меня. Теперь я понимаю, почему он тебя глупым аборигеном звал, ты ему родня…
Дед,закивал в знак согласия, прикрылглаза, и остался стоять посередине комнаты. Я видел, как он дрожит. Подбородок с недельной щетиной, мелко трясся, стиснутые зубы скрипели. Время шло, дед не двигался.
- Дед, мне пора, мне нужно успеть, пойми.
- Иди. Послушай, вторая бочка по течению реки, от заброшенной фермы, тоже их, если вдруг не найдешь никого тут. Иди туда. У них там склад, но мало ли, тем более там же и погреб есть, большой.
Я поднялся, вышел на улицу, на ходу надевая на себя патронташ, достал ружье и смело перепрыгнул забор, направляясь к дому – бочке в глубине огорода.
Глава 11.
У меня оставалось еще два патрона, последних, заряженных в оружие. Прислонившись к ржавому дому, я осторожно перезарядил двустволку, патронами данными дедом, обратив внимание, что оболочка патрона не из пластмассы, а по старинке, из плотной бумаги, типа картона. В голове звякнул колокольчик: «не ошибся ли дед», уверенности в том, что сработает боезапас, так как надо, у меня не было, немного подумав, я все же поменял один патрон на тот, что был раннее, запомнил на каком из двух курков они сидят, и дернул ручку двери дома. Дверь удивительным образом тихо открылась, без малейшего скрипа и стона. Мягкий приглушенный свет разливался по всему помещению, которое было огорожено друг от друга фанерными перегородками. Расположение было один в один, как в вагоне плацкарта – узкий коридор, и три небольших купе, по левую сторону. Вправо же уходила мизерная комната со столом, и заканчивалась окном, около которого ярко светила стоваттная лампочка. У меня сразу, не знаю почему, возникло ощущение, что это маячок, ярко светящий в окно и предупреждающий кого-то о чем-то. К моему удивлению, в доме было крайне чисто, без малейшей грязи и не мытой посуды, да и противных запахов не было, нет стоп!! Запах есть. Так пахнет в больнице, в каком-нибудь отделении радиологии, ты его не видишь, но навязчиво чувствуешь, засекая подкорками головного мозга, тяжелый запах человеческой раковой боли, страданий и страха, тщательно смытый дезинфектантами санитарки. Проникнув в дом, я закрыл за собою дверь и замер, вслушиваясь в звуки. Кто-то, вдалеке приглушенно мычал и иногда плакал. Осторожно, я двинулся вперед. В первом купе, оказался диван, со шкафом, и маленьким деревянным столиком, на котором лежали порнографические журналы. Люстра в комнате была самодельной, сварена из коротких тонких, железных цепей и цепочек, на концы которых, к моему удивлению, были приклеены игральные карты, с обнаженными женскими телами. В центре этого бреда из металла и голых грудей, торчала одна единственная, простая лампочка. Следующее купе, поразило значительно сильнее. По трем стенам перегородок, располагались самодельные лежаки, с наваленными сверху матрацами. В центре комнатки, стоял мизерный стол, от которого вверх в потолок уходила толстенная, крашеная арматура, явно смахивающая на шест для стрипа, в каком-нибудь ночном клубе. По всем стенам висели картины демонов, лярв*, и другой сатанинской символики. В одном углу я увидел подвешенный человеческий череп, с красными лампочками в глазницах, они мрачно светились тусклым светом, наполняя комнату, зловещими всполохами красного цвета. В другом углу, висела высохшее до мумии тело, ростом не более метра, с редкими мелкими зубами, поняв, что это человеческий ребенок с еще молочными зубами, меня зазнобило. Между черепом и мумией, в центре стены, чем-то набитое изнутри, как чучело и грубо сшитое по бокам черными нитками, висела женская промежность, с сильно разведенными в сторону половыми губами, открывающие, неестественно широкий проход внутрь. Внутри, маркером или фломастером, закрасили то, что было наполнителем. Тяжело сглотнув, я осторожно заглянул в последнюю комнату. На огромном диване, закинув ногу на ногу, сидел Псих, и смотрел по телевизору какое-то видео, где маленькая, чумазая девочка, около шести-семи лет от роду, плачет и зовет маму. Псих, видя стенания ребенка довольно улыбался, щеря рот в ухмылке, елозил задом по дивану, и сжимал прямо через штаны, правой рукой свой член. Он медленно повернул в мою сторону голову и замер, увидев меня, улыбка сошла с его блаженного лица.