– Не сложнее тебя. Открывай, – гаркаю ему.
– Да, бл*ть, пожалуйста, – бросает Наумов и снимает блокировку с дверей. – Ты же понимаешь, что я завтра и имя твое забуду? – спрашивает с нажимом.
Что можно на это ответить?
– Тогда и я твое тоже, – обещаю, глядя ему в глаза, чтобы он понимал – это не шутка.
Хотя это маловероятно. Вряд ли я когда-нибудь смогу забыть имя фронтмена главной столичной панк-группы.
Мое смелое заявление внезапно веселит его. Он улыбается. И без того красивое лицо становится еще красивее. Возможно, это вижу только я одна, не спорю. Я в восторге от его лица.
Он снова блокирует двери.
– Чего тебе тогда надо? – спрашивает Антон, не прекращая скалиться, словно прочел мои дикие мысли.
Я растеряна. Признаться, я не ожидала, что он будет открыт для диалога. С учетом того, как по-скотски вел себя в кафе. Случайно ловлю свое отражение в окне и прихожу в ужас. Выгляжу, как мокрая крыса. Почему он еще не вытолкал меня за борт?!
Как бы невзначай заправляю волосы за уши, пригладив их на макушке. Костяшкой пальца подтираю разводы от туши под глазами и мямлю:
– Ну… э-э-э…
– Ну, уж руби давай, – усмехается Антон, откидывая голову на подголовник и делая вид, что весь превратился в слух.
– Хочу свидание, – выпаливаю я. – И, если будешь вести себя, как придурок, можешь вообще не приходить.
Он молчит некоторое время, а затем спрашивает:
– Что в твоем понимании «придурочное» поведение?
Это радует. Значит по первому пункту у него уничижительных замечаний нет.
– Ты должен быть милым, – заявляю я, складывая руки на груди и глядя в окно.
Вот. Вот сейчас он велит мне смыться в ливневую канализацию.
– Хм… – тянет мой раздражающий собеседник.
Кошусь на него, чтобы увидеть, как он задумчиво почесывает подбородок.
– И если я выполню эти дебильные требования, тогда мы будем трахаться? – осведомляется этот мужлан.
От его вопроса у меня по ногам бегут мурашки, подбираясь к линии мокрого белья. Но ведь я должна держать марку.
– Это пока не ясно… – размыто отвечаю ему.
– Нет уж, давай определимся. Может мне стоит сводить на свидание кого-нибудь не такого пиз*анутого?
Возмущенно ахаю, поворачивая к нему голову. Лицо у него нахальное. Кажется, я поняла, как нужно с ним разговаривать. Никакого мямлянья!
Наклоняюсь вперед и заявляю:
– Твое хамское замечание породило еще одно условие.
– Уже, бл*ть, весь трясусь, – зло шипит он, сверля меня голубыми прожекторами.
Да, малыш. Трепещи.
– Если трахнешь еще кого-то параллельно со мной, можешь смело идти нах*р! – заявляю я, безумно довольная собой.
Если он высмеет меня, что ж, так тому и быть. Это лучше, чем оплакивать в подушку свои глупые надежды. К моему щенячьему восторгу последнее требование его совсем не испугало. Наклонившись ко мне так, что наши носы почти соприкоснулись, он холодно говорит:
– Тогда я буду трахать тебя прямо после следующего свидания.
Меня в этом заявлении смущает лишь одно – то есть он хочет сказать, что сегодня это все-таки было свидание?
– По рукам, – заявляю чинно, возвращаясь на свое место и пристегивая ремень безопасности. – Мне завтра рано вставать. Поехали уже.
Антон шумно втягивает воздух и заводит машину.
– Ох, ты у меня попляшешь… – предрекает он.
Черт. Во что я вляпалась?!
Обратной дорогой проклинаю Царицыно. Мне уже неудобно перед ослом-Наумовым за то, что приходится каждый раз возить меня в это Гетто. На улице сильный ливень и дорога отвратительная. Едем очень медленно. Чувствую себя вдвойне виноватой, ведь ему еще возвращаться на Юго-Западную.
– Может… – хрипло говорю я, потом откашливаюсь. – Переночуешь у меня?
А что такого? Я не хочу, чтобы он слетел с дороги раньше, чем подарит мне обещанный секс.
Антон сбавляет скорость и смотрит на меня так, словно моим разумом завладели инопланетяне.
– Я имею в виду, такой дождь… и уже темно… а тебе еще домой возвращаться, – поясняю, тыча пальцем за лобовое стекло.
– Я сегодня ночью уезжаю из города. Нужно собрать вещи, – говорит он, возвращая внимание дороге.
– О… ясно, – тихо говорю я, отворачиваясь к окну.
Спросить, куда он уезжает, не решаюсь. На меня опять накатила робость. Прямо как в тот первый вечер.
Притормозив у моего подъезда, он поворачивает голову и говорит: