— Ладно, тебе жить. Я к тебе не для проповедей пришел. Вернее, не я к тебе пришел, а ты ко мне. Зачем, Игорек, тебя сюда прислали? Правоохранительную структуру укреплять, да? Я сам ее укреплю. Вот его найти? — он кивнул на Жигарина. — Так он мой, я тебе его не отдам.
— Он мне не нужен, — сказал я. — Меня его мать просила, если встречу, передать, чтоб он письмо домой написал.
— Он напишет. Я прослежу. Напишешь, Миша? Молчаливый Жигарин кивнул.
— Ну вот, видишь? Так что на этом твою миссию в Градинске будем считать законченной.
— Боюсь, меня начальство не отпустит, — почесал я затылок. — Что я в Москве скажу?
— Я не вмешиваюсь в то, что делается в Москве. А Москва пусть не вмешивается в то, что делается здесь. Им что, своего мало? Ни вздохнуть, ни пернуть без Москвы. На всю Россию лапу наложили — гребут, гребут под себя. Сперва Афганом, потом Прибалтикой, Кавказом подавились, теперь за Приазовье взялись? Ты не обижайся, к тебе это не относится. Ты — человек маленький, тебя послали пронюхать, кто тут да что, и никакой погоды ты не делаешь. Поэтому с тобой мы расстанемся друзьями. Да? Надень штаны, если хочешь.
— Большое спасибо, — заменил я полотенце тренировочными брюками. Если бы он распорядился еще и пистолет мне вернуть, было бы совсем хорошо.
— А если я не уеду? — попытался я выяснить альтернативный фактор.
Моих новых «друзей» этот вопрос почему-то рассмешил. Дядя Витя, отсмеявшись, вытер слезу рукавом и похлопал меня по голому плечу:
— Уедешь, Игорек, куда ты денешься? А чтобы мы оба были друг за друга спокойны и мне не пришлось тебя, выпроваживать, скажи, сколько тебе денег на дорогу нужно — я тебе дам.
— Миллион долларов.
Шорох снова заржал, но тут же осекся под ледяным взглядом шефа. Дядю Витю цена не устроила.
— Миллиона тебе не видать как своих ушей. Хотя их ты еще можешь увидеть — на тарелочке, — заговорил он сурово. — Следака вашего Сумарокова я, пожалуй, верну. Живым или в погребальной урне — это уже от тебя будет зависеть: чем скорее ты исчезнешь, тем больше шансов на жизнь у него останется, так что не тяни. Миша, дай-ка мне уголовное дело!
Жигарин достал из кармана целлофановый пакет и бросил на стол.
— Здесь все, майор, — высыпая из пакета на тарелку пепел, заверил Дядя Витя. — Вся ваша работа — рискованная и кропотливая. Чистая работа. Но как сказал другой хороший писатель: «Нет ничего чище пепла». — Покончив с уголовным делом, он достал из кармана массивные часы с мелодичным звоном. — Двадцать три десять, Игорек. Расчетный час в гостинице — в двенадцать дня. Если ты не исчезнешь — мои ребята принесут тебе урну с прахом следака. И пепел его до конца дней будет стучать в твое сердце. Дядя Витя встал и решительно пошел к двери. Пистолет, отмычки, рация — все исчезло в карманах Шороха и неизвестного с автоматом. Правда, личные документы они мне великодушно оставили. Последним «люкс» покидал Жигарин. Выбросив руку с пистолетом, как в милицейском тире, он нажал на курок. Выстрел прозвучал тише, чем вылетает пробка из бутылки шампанского, но телефонный аппарат на тумбочке разлетелся вдребезги.
2
Денег они тоже не взяли — своих девать некуда. Бесполезную теперь фотокамеру в виде заколки для галстука, видимо, просто не нашли — она лежала в кармане, завернутая в носовой платок. Осталось ощущение, будто все это было не со мной, будто я спал и видел явление Дяди Вити со свитой во сне. Когда бы не то, что осталось от двух томов дела в тарелке из-под графина и не разбитый телефон, я бы улегся и досмотрел этот детектив до конца.
Я схватил бутылку «Представительской» со стола, отхлебнул пару глотков, выведя себя из оцепенения. Наскоро одевшись, выключил свет и приоткрыл балконную дверь. Без сомнения, в коридоре и холле оставлена слежка.
Третий этаж — это не четвертый, но рисковать ногами не пришлось: от перил соседнего балкона меня отделяли метра полтора, а там можно было дотянуться до пожарной лестницы…
Кавалькада из трех машин промчалась по видимому отрезку улицы, когда я был на высоте человеческого роста от земли. Красный «мерседес» сопровождали «ауди» Шороха и черная «вольво»: Дядя Витя не солгал, приехали они не вчетвером.
Приземлившись рядом с мусорными контейнерами неподалеку от стоянки, я осмотрелся. В темном салоне двухдверного «гольфа» мелькнул огонек сигареты.
— Милиция! Майор Вениаминов! — подбежав к машине, приложил я к запотевшему стеклу раскрытое удостоверение. — Срочно нужна машина!
Наверно, владелец был трижды прав — на его месте так поступил бы и я: приспустив окошко на пару сантиметров, он высунул ствол револьвера. Я успел отскочить прежде, чем раздался выстрел и длинное красно-синее пламя раскололо темноту. Пахнуло газом «си-эс». Высадив ногой окно, я схватил стрелявшего за руку и выдернул из салона. Им оказался мальчишка лет семнадцати на вид, к тому же без штанов. Поскольку я сам недавно был в таком же положении, то проникся к нему сочувствием и смикшировал его приземление на асфальт так, чтобы отключить минут на пять, не больше.
Ключи оказались в замке зажигания. Я рванул со стоянки прежде, чем услышал пронзительный женский визг. Совершенно голая пассажирка не успела выскочить: сзади не было дверей.
— Не ори! — приказал я, вылетев на мостовую.
— Выпустите меня! Стойте! — металась она на сиденье. — Куда вы меня везете?
— Заткнись, я сказал! — сунул я ей в нос экспроприированный газовый револьвер, предназначенный специально для таких целей.
Машины моих «гостей» оторвались на большое расстояние. Оставалось только пожалеть, что шлюха не выбрала клиента из числа владельцев «порше» или «понтиаков». Я продолжал преследование по инерции — не поворачивать же обратно.
— Одевайся, живо! — швырнул я ей платье, вытащив его из-под себя.
— Вы меня отпустите? — зашуршала она колготками.
— С удовольствием! Сейчас остановлю, и можешь отнести своему клиенту штаны.
Кавалькаду я догнал на углу набережной и улицы Ясен-ской: в свете неонового рожка блеснула серебристая «ауди» Шороха. Нас разделял квартал. Заметив сигнал поворота на замыкающей «вольво», я пересек осевую и поехал по параллельному переулку; теперь мы были на равных.
Ехать далеко не пришлось: как я и ожидал, все три машины припарковались у «Наполеона». Шорох и Дядя Витя в сопровождении Жигарина и еще двоих охранников направились в свои владения, двое остались внизу.
Видимо, Дядя Витя заправлял гостиницами и ресторанами города, не случайно я видел его возле «Паруса», а Жигарин собирал налоги с барыг и сутенеров. Шкура! О нем мне не хотелось даже думать.
— Вы меня выпустите? — подала голос девица.
Я глянул на нее в зеркальце. Одетой она выглядела лучше. Худое лицо… широкие зрачки… горячечное дыхание…
— А ну, дай-ка мне твою сумочку, детка! — протянул я руку.
— Нет! Я закричу! — испуганно прижала она сумочку к груди.
— А я тебя пристрелю, паршивка ты этакая, — напомнил я ей о газовой «пукалке». — Только попробуй пикнуть!
Я высыпал содержимое сумочки на сиденье. Пудреница, помада, пятидесятимиллиметровый флакончик духов, презервативы, расшитый бисером тощий кошелек, паспорт на имя Порошиной Аллы Станиславовны, проживающей на Морской, 33, в квартире 192, интереса не представляли. А пара одноразовых шприцев подтвердила мои подозрения относительно ее пристрастий.
— Колешься?
Похоже, она вообще не умела моргать, как Вера Холодная.
— Где наркоту берешь? Говоришь — я отдаю тебе сумку и высаживаю к чертовой матери, нет — едем в милицию, там все расскажешь. Ну?
— Это не мое, честное слово, не мое! — плаксиво ответила шлюха.
— Что не твое?
— Крэк не мой.
То, что крэк — сильнодействующее производное кокаина для внутривенных инъекций, я знал, но в сумочке ничего такого не было: помада… презервативы, духи… Отвинтив золотистый колпачок в виде розового бутона, понюхал… Никакого запаха. Духи без запаха — это что-то новенькое.