Каковы мои перспективы? В общем-то есть свои плюсы. Я могу стать лояльным членом Дома и делать то, что скажут. Спецшкола, где из меня сделают штурмовика, спеца по сетям или любого другого специалиста, в чьей работе важна верность, — не самый плохой вариант, если стану труднозаменимым профессионалом — получу привилегии, к примеру, возможность отказаться от брака, который мне не нравится. Или, если не стану, меня сосватают какой-нибудь девице из другого Дома, которая окажется либо некрасивой, либо такой же бездарной, как я, и там, в чужом Доме, у меня по-прежнему не будет никаких прав.
В активе — достаток и роскошь, в зависимости от специальности — спокойная или не очень жизнь, какой-никакой статус в обществе… Так что все могло бы быть не так уж и плохо…
Но я всегда мечтал о свободе, а теперь еще и знаю, какая она — свобода.
Я снова подошел к зеркалу и приблизил к гладкой поверхности свое лицо, чтобы как можно лучше заглянуть себе в глаза.
Глаза — мои. Но такого взгляда у меня никогда не было. Бесконечно чужой — и вместе с тем такой знакомый и близкий. И чувство, будто я вижу собственный взгляд, но из чужих, непривычно широких глаз.
Я подошел к селектору на стене и нажал кнопку вызова.
— Камердинер слушает, — донеслось из динамика.
— Апартаменты Реджинальда Рэмма. Принесите бельевую веревку, будьте любезны.
Однако вместо бельевой веревки черти принесли сестрицу Анну. Она вошла, предварительно постучав, но не дожидаясь ответа, и оглянулась вокруг, отыскав меня глазами.
— Пришла поглядеть, как ты устроился, — объяснила она свой визит. — Что ж, будем знакомы. Я…
— Я тебя помню, сестрица Анна. К слову, хочу поблагодарить тебя за участие, но, на будущее, я не нуждаюсь в суфлерах. Особенно немых.
Анна — моя ровесница, дочь дяди Николаса, и в детстве мы с ней были довольно дружны. Мои о ней хорошие воспоминания основывались главным образом на том, что она, будучи прогрессирующим третьим уровнем с отличными перспективами уже в десять лет, никогда не выпендривалась передо мною, безнадежной единичкой, в отличие от своих братьев, уступавших ей в одаренности и мастерстве. Ничего удивительного: сильные не выпендриваются перед слабыми, это удел слабых — форсить своей силой перед теми, кто еще слабее.
Анна на мою довольно едкую реплику ответила не менее скептическим выражением лица.
— Вижу, особого желания поладить хоть со своей новой семьей, хоть со мной у тебя нет, Реджи. Я тебя совсем другим помнила, но ты сильно изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз, и, кажется, ничему не учишься.
Я кивнул.
— Ты права, я не ставлю перед собой задачу непременно подружиться с кем бы то ни было. Даже с тобой, не восприми как колкость. И если мы поладим — то при условии, что твоих усилий на это будет потрачено не меньше, чем моих, насильно мил не будешь, знаешь ли, дружба и симпатии — это двустороннее явление. А вот что ты имела в виду, говоря, что я ничему не учусь — я не понял.
Анна сделала неопределенный жест.
— Плохо быть на ножах со своей семьей. Ты не ладил всего лишь с одним Томасом, я, правда, не знаю, чего вы не поделили и кто там виноват, но… Вспомни, чем это для тебя кончилось.
Я улыбнулся в ответ:
— Я-то жив и здоров. Ты лучше вспомни, чем это закончилось для него.
Проняло. Анна внимательно смотрела на меня несколько секунд, потом сказала:
— Не надо пускать пыль в глаза. Это не ты его убил.
— Ты права, — согласился я, — но есть кое-что, чего ты не знаешь. Я не убил Томаса по той простой причине, что опоздал. Статуэтка, которой якобы он был убит, — это моя статуэтка, и на место преступления принес ее я. Я собирался расколотить в его комнатах все, что представляло для него ценность, в первую очередь винтажные пластинки, а попадись мне под руку он лично — то и его тоже. Но — пришел, вляпался, офигел, поскользнулся…
— Хм… Как ты собирался с ним справиться? Он вроде как собирался уже сдавать испытание на третий уровень, нет?
— Мне на тот момент было все равно, ты же не думаешь, что я шел к нему со статуэткой совершенно спокойный такой и с планом в голове? Я не хладнокровный убийца, просто кровь темных альвов закипела. К тому же Томас ленился учиться и при своем втором уровне плохо владел техниками как атаки, так и защиты. Потому еще не факт, что смог бы что-то противопоставить грубому физическому удару. Но дело не в том.
В этот момент отворилась дверь и вошел камердинер Михаил, держа в руках моток.
— Ваша веревка, сэр. Простите за задержку — ходил в кладовую за новой.