Ванесса Вон снова на вершине пищевой цепочки.
Рошель поднимает бокал в шутливом тосте.
– За невезучего ублюдка. Пусть он сгорит в аду.
У меня кружится голова, когда становится ясным поразительное открытие. План Алекса подставить Брюстера. Он вовлек маму, а это значит, что у меня нет выбора, кроме как согласиться с ним.
Я должна увезти ее отсюда, чтобы защитить. От себя, от Алекса. От серийных убийц и опасных преступников.
– Мама, хватит безумных разговоров. Почему бы тебе не отправиться в круиз с Рошель?
Она усмехается.
– Послушай, Блейкли. Как думаешь, кто управлял бизнесом твоего отца и его связями? Думаешь, на ланчах и коктейлях построили половину Нью-Йорка? – она подходит ближе ко мне и понижает голос. – Моя дочь не погибнет из-за какого-то жуликоватого финансового консультанта-насильника.
Мое дыхание прерывается, в ушах гудит, заглушая звуки города. От суровой холодности в ее зеленых глазах у меня мурашки бегут по коже. Откуда она так много знает об Эриксоне?
– Послушай свою маму, милая, – говорит Рошель, прерывая мои тревожные мысли. – Этот город безумен. Но деньги правят. Позволь нам защитить тебя.
– Да, окей, – говорю я, но слушаю вполуха, перечисляя события сегодняшнего утра. Алекс бы не успел рассказать моей маме обо всей ситуации. О репутации Эриксона Дейвернса мама уже знала, но точно не через клуб трофейных жен.
– Ты знала, кто были мои клиенты, – говорю я ей, и в моем тоне звучит тяжелый подтекст. – У тебя… был к ним доступ. Ты следила за ними сама.
Она поднимает подбородок, убирает челку со лба.
– Работа матери – убедиться, что ее ребенок защищен. Независимо от того, ценит она это или нет.
Я ошеломленно смотрю на Рошель, затем снова на маму.
– Последние шесть недель ты знала? И не сказала мне ни слова?
Мимолетное чувство вины появляется в складках на лице моей матери, прежде чем она умело скрывает это выражение улыбкой.
– Ты бы сказала мне правду? – требует она. – Если бы твой адвокат не связался со мной…
– Он не мой адвокат, – огрызаюсь я.
– Ты ни разу не приняла мое предложение о помощи, – продолжает она, ничуть не смутившись. – Если бы… кто-бы-ни-был-этот-мужчина не связался со мной сегодня, ты бы совершила серьезную ошибку, Блейкли. Вся ситуация уже улажена.
– Как?
Она пожимает плечами, как будто избавление дочери от обвинения в убийстве – это очередная обязанность светской львицы.
– Мне не нужно было знать подробности. Как уже сказала, я знаю свою дочь. Я также знаю, что есть жертва, девушка, которой нужна была небольшая финансовая поддержка, чтобы убедить ее в потере памяти.
Она была без сознания. Девушка, на которую Эриксон напал в переулке, была в отключке. Клянусь, я проверила. Я убедилась, что она жива, но она не видела моего лица. И даже если бы мельком увидела, она была травмирована. Воспоминаниям нельзя доверять. Она никак не смогла бы выделить меня из толпы.
– Мысленно перебираешь все эти незавершенные дела? – мама самодовольно потягивает свой напиток. – Не за что, доченька.
Моя мама заплатила жертве. Значит, у нее был способ найти ее. Кто-то из участников расследования помог. Офицер или детектив. Или даже сам чертов комиссар полиции.
У меня нет слов, чего никогда раньше не случалось, когда дело касалось Ванессы.
– Спасибо, – это все, что мне удается сказать.
– Конечно, – выражение ее лица смягчается, когда она изучает мое лицо. Я уверена, что мое проявление эмоций ее тревожит. Она вздыхает, затем: – У тебя не было серьезных неприятностей. Эта девушка вспомнила твое описание только как свидетеля. Кое-кто связался со мной, я просто убедилась, что твое имя нигде не упоминалось в ходе расследования.
Потому что она знала, что Эриксон – это моя месть. Потому что она знает, что ее дочь психопатка. Хоть и не была уверена, она подумала, что я, возможно, убила человека.
А сегодня Алекс подтвердил ее предположение.
– А теперь, – говорит она, – давайте устроим поздний завтрак. Нужно заесть эти мимозы перед педикюром.
Но, прежде чем войти внутрь, она добавляет:
– О, еще кое-что, – она проводит ногтями по моим мелированным локонам, чтобы распутать пряди, перекинутые через плечо. – Вэнсон, или кто бы ни был этот мужчина в моем пентхаусе, он знает больше, чем следует. Так что… постарайся им воспользоваться. У него хорошее телосложение. Кто его родители?
Я слегка качаю головой, нисколько не удивленная тем, что для Ванессы моя личная жизнь важнее убийства. Но сегодня она удивила меня, по крайней мере, один раз.
Я никогда раньше не спрашивала совета у своей матери, так что это непривычно и странно.
– Как воспользоваться?
Рошель издает горловой смешок.
– Если ты не знаешь, как, тогда ты чертовски глупа. Потому что у этого парня на лице написано, как он хочет, чтобы ты им воспользовалась.
Мама вздыхает.
– Блейкли, ты, прихрамывая, бродила по моей террасе, на тебе ожерелье из синяков, которые могли появиться только от секса.
– Грубого, грязного секса, – парирует Рошель.
– Он позвонил мне сегодня утром, беспокоясь о тебе, – говорит мама. – Это значит, что вся власть в твоих руках…
– Яйца, – перебивает Рошель. – Яйца в ее руках, Ви, – она подмигивает мне, прежде чем надеть солнцезащитные очки.
Ванесса издает нетерпеливый звук.
– Постарайся наслаждаться той частью жизни, которая не сводится только к работе и мести, – говорит она. – Развлекайся. Только не подпускай его близко к прессе.
Другими словами, Ванессу Вон очень мало волнует мужчина в ее доме. По правде говоря, сейчас мама меня пугает больше, чем Алекс или даже Мэнский ангел. И я почти уверена, что ее последнее заявление было завуалированной угрозой заставить Алекса замолчать.