Только уже слишком поздно.
Слышу другой щелчок, затем громкий жужжащий звук. Верхняя часть клетки откидывается назад, боковые стороны падают. Руки Алекса вытянуты над головой, он подвешен.
О, боже мой.
Ловушка.
Я слишком рано поставила шах и мат.
ГЛАВА 41
ИНЕРЦИЯ
АЛЕКС
В физике инерция – это постоянство силы, движущейся с одной и той же скоростью, по одному и тому же пути, без изменений, если ее не прервать.
В жизни инерция – это состояние апатии, летаргии. Бездействие. Неизменное, неподвижное состояние.
До Блейкли я никогда не думал о жизни вне науки. Всему было научное объяснение. И я был на пути к величию, даже если мир никогда не оценит мое открытие, мою жертву. Я не ощущал своей инерции, дрейфовал по линейному пути, застаиваясь в течение неизмеримого периода времени.
Я мог бы жить в этом дремлющем состоянии вечно.
Но она прервала мое существование.
Самое бесчувственное и жестокое существо – бесчеловечное – разрушило мой мир показателей и тщательных расчетов и изменило меня. С мрачной иронией она заставила меня взглянуть на мир через призму.
Меня поднимает в воздух, запястья и лодыжки связаны тросом, конечности растянуты, а я лишь вижу, как она удивительно красива. Как расширяются ее глаза цвета морской волны, передавая вихрь эмоций. Как приоткрывается рот, слова повисают в воздухе, а я до боли хочу ее поцеловать, чтобы она не боялась.
– Алекс, – кричит она, ходя туда-сюда. – Что, черт возьми, происходит?
Тросы затягиваются туже, впиваясь в мою кожу, и я выдавливаю из себя ответ.
– Тебе нужно уйти. Сейчас же, Блейкли. Иди…
Даже когда я выдавливаю болезненные слова из недр своего желания удержать ее, я знаю, что уже слишком поздно.
Часы начинают спускаться с балки в центре комнаты, тиканье усиливается. Я наблюдал, как Грейсон разрабатывал большую часть ловушки, но он оставил меня в неведении относительно финала.
Когда Блейкли ушла, я знал, с чего она начнет. Решил, дам ей день, чтобы разобраться в ее плане, потом взломаю замок и позабочусь об Аддисин, которая, кстати, большую часть времени сидела в телефоне и жаловалась на скуку, а на меня не обращала внимания.
Следовало действовать раньше.
Быть более внимательным.
Но, как всегда, когда дело касается Блейкли, я слишком сосредоточен на ней, чтобы предвидеть возможные варианты.
За три дня, проведенных нами вместе, Грейсон просветил меня по ряду деталей. Часы «Ролекс», которые он вшил мне в ногу, не были средством обратного отсчета; они просто скрывали маячок, который он поместил мне под кожу.
Блестяще, на самом деле, потому что болезненная рана маскировала любой дискомфорт, который могло вызвать крошечное устройство слежения.
Любопытство Грейсона взяло верх, когда точка GPS показала, что я провожу много времени в собачьем питомнике. И он ржал, когда зашел и увидел, что меня, как животное, заперла в клетке любовь всей моей жизни.
«В любви мы все в ловушке», – сказал я ему.
«Действительно», – был его ответ.
Следующие семьдесят два часа я провел, разрываясь между эгоистичной потребностью в том, чтобы Блейкли вернулась, и надеждой, что она этого не сделает – что она убежит и на этот раз не оглянется назад.
Блейкли смотрит на мои карманные часы, свисающие с балки, словно зачарованная ритмичным тиканьем. Когда она, наконец, заговаривает, ее голос низкий и монотонный.
– Я выполнила условия сделки, – говорит она, ища мой взгляд. – С Брюстером разобрались. Все убийства свалены на него и его команду. Грейсон чист, – она задумчиво проводит рукой по лбу. – Я выполнила чертову сделку.
– Но сделка была не с тобой.
Грейсон прислоняется к стене, скрестив руки на груди. Его частично скрывают тени в комнате, взгляд оценивает сначала Блейкли, затем меня.
Он приподнимает бровь.
– Я удивлен, что ловушка сработала, – говорит он, его признание неожиданно. – Здесь у меня были ограниченные запасы для работы.
Накачав Аддисин успокоительными для животных, он соорудил средневековое растягивающее устройство, используя верхнюю часть ящика в качестве стойки. Подвеска приводится в движение простым тросовым подъемником. Если бы не мое крайне неудобное положение, я бы оценил механику.
Он не такой самодовольный, как я сначала думал. Обладая IQ, сравнимым с моим собственным, он рассматривает мир как одну гигантскую головоломку, которую всегда собирает по кусочкам, о чем свидетельствуют его тщательно продуманные ловушки. У него в голове сложилась очень мрачная картина этой завершенной головоломки, но на данном этапе моей жизни, подвешенной на тросах, как болезненная марионетка, я не могу долго рассуждать об этом.
– Зачем ловушка? – говорит Блейкли, ее голос повышается из-за страха. – Я же сказала, что позаботилась о Брюстере. Расследование завершено. Ничто не представляет угрозы ни для тебя, ни для Лондон.
Глаза Грейсона вспыхивают при упоминании о психологе.
В воздухе повисает напряженная тишина, пока они оба пристально смотрят друг на друга, между ними проскальзывает угроза.
Не в первый раз я жалею, что не был посвящен в тот первый разговор между Блейкли и Лондон. Если бы только она все рассказала, мы, возможно, смогли бы победить этот дуэт чудиков, а не играть в их игру.
Грейсон первым разрушает чары. Уголок его рта приподнимается в легчайшей улыбке.
– Мы поспорили, придешь ты или оставишь Алекса гнить здесь.
Я стону, когда кабели впиваются, перекрывая кровообращение.
– Она пришла, – говорю я.
Блейкли поднимает на меня взгляд.
– Ты поспорил, приду я или нет?
Это сложный вопрос. Грейсон издает смешок.