Антидот к нервно-паралитическому веществу XV представляет собой комбинацию атропина и пралидоксима хлорида, вводимых в строго определенной дозировке, с определенными интервалами, пока действие не ослабнет.
И, возможно, оно находится в этих стеклянных бутылочках.
– Ты можешь спасти только одного, – говорит Грейсон, останавливая Блейкли. – Противоядия не хватит на двоих. Но серьезно, убив их обоих, ты избавишь себя от многих неприятностей.
– Я никого не убиваю. Ты убийца, – парирует она.
– Ты сделала выбор убить эту девушку, – он указывает на Аддисин, – в тот момент, когда использовала ее в своих эгоистичных целях. Помни, честность – твой единственный выход.
Блейкли пронзает Грейсона убийственным взглядом.
– Сколько. Осталось.
Грейсон неторопливо направляется к двойным дверям.
– Десять минут, – наконец отвечает он. – Может быть, пятнадцать, прежде чем проявятся симптомы. А они ужасны. Но к тому времени будет слишком поздно.
– Ты дикарь, – говорит ему Блейкли, и в ее голосе слышится яд.
Он хватает что-то.
– Я могу прикрыть им глаза, – он смотрит на повязку с надписью: «Дайте мне лакомства», – Собачья повязка. Становится легче, когда не нужно смотреть убийце в глаза.
Игнорируя его укоризненное замечание, Блейкли продолжает хватать флаконы. Когда она оборачивается, чтобы поискать Грейсона, он уже ушел.
– Блять, – шипит она. – Какая доза? – ее взгляд блуждает по мне, и да, я знаю правильную дозировку.
Но ей не нужно знать это.
Жаль, что не я выбираю. Это было бы легко.
Я бы сразу выбрал ее. Я всегда буду выбирать ее.
Но именно поэтому мне не дали выбора.
За этими стенами кипит городская жизнь. Суматоха, ночной оркестр, мир занимается своими делами, а мы заперты в яме с нашими самыми мрачными мыслями.
Тиканье моих карманных часов становится громче, пока я мучаюсь.
Блейкли стоит в центре комнаты, сжимая в руках флаконы и шприц, ее подавленный взгляд прикован ко мне.
– Представь, что это смертельный удар, – я слабо улыбаюсь. – Ты должна это сделать, Блейкли. Подари мне смерть из милосердия.
Это мой шанс переписать наш сценарий. Наконец-то злодей заслужил свой искупительный финал.
ГЛАВА 42
СОЖГИ МЕНЯ ДВАЖДЫ
БЛЕЙКЛИ
Такое было раньше.
Но на этот раз, хотя пламя и фигурально, оно горит вдвое жарче.
Алекс попросил меня убить его в темной комнате, когда вложил мне в руку камень. Демоны мучили его, и чтобы успокоить их, навсегда положить конец его безумию и убийствам, я знала, что должна была сделать.
Но я была слишком слаба, и я сознательно позволила огню сделать выбор за меня.
Моя слабость была вызвана парализующими эмоциями? Потому что я никогда раньше не испытывала любви?
Я до сих пор не понимаю, что испытываю, но по мере того, как секунды тикают вокруг нас бесконечной, отдающейся эхом петлей, я отвожу взгляд от Алекса и включаю экран своего телефона, перечитывая сообщение Грейсона, пытаясь уловить скрытый смысл.
Мы с тобой очень похожи, Блейкли, единственная разница в том, что ты родилась, а я был создан. Психопатический разум изменить невозможно. Думаю, со временем ты вернешься к своему прежнему базовому состоянию, когда твои эмоции поутихнут – все, за исключением одного неизбежного аспекта: твои чувства к Алексу. Это странная аномалия. Любовь меняет нас, снова и снова, мы возрождаемся. Если ты честна сама с собой, то остальное прояснится без особых усилий. Единственный способ выбраться из этой ловушки – принять себя такой, какая ты есть, и принять тьму, с которой ты родилась.
Бросаю телефон, и он с громким стуком падает на кафельный пол.
Я не смогла убить Алекса тогда, и, Боже, помоги мне, не смогу убить сейчас.
Я обречена на свою слабость так же, как Алекс обречен на время.
Время заберет его раньше, чем я.
Я засовываю флаконы в карман джинсов и, держа шприц, спешу к подъемному устройству. Бормоча проклятия, принимаю поспешное решение потянуть за ржавый рычаг, и ток пробегает по моей коже, заставляя вздрогнуть.
Алекс падает на пол.
– Черт, извини, – хватаю трос и подхожу к нему, разматываю один конец вокруг его запястья, затем другой.
Он ничего не говорит, откидывая голову назад, поднося ладонь к моему лицу. Без повязки. Его шрамы грубо ощущаются на моей коже. Он дрожит. Когда его бледно-голубые глаза ловят мой взгляд, я перестаю двигаться, перестаю дышать.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю.
Он облизывает губы.
– Не знаю. Может быть, симптомы нахлынут все сразу, поторопись.
Мою грудь пронзает тупая боль. Я сглатываю жгучий комок в горле, затем на мгновение бросаю взгляд на Аддисин. Она все еще дышит. Спокойно. Пока никаких симптомов.
– Вот, – говорит Алекс, забирая шприц из моей руки. Большим пальцем он отмеряет дозу, которую мне нужно будет ввести. – Давай ей по дозе каждые пять минут, пока эффект не спадет.
Мое сердце колотится о грудную клетку, затрудняя дыхание. Я смотрю на свисающие часы. Прошло уже четыре минуты. Время утекает сквозь мои пальцы.
Я встречаюсь взглядом с Алексом и дрожащей рукой убираю волосы с его лба.
– У меня нет выбора, – говорю я, мои легкие горят пламенем.
– Знаю, – говорит он. – Это единственный выбор, который ты можешь сделать. Я не заслуживаю тебя. Я слишком жадный. Я буду причинять боль, калечить и убивать, лишь бы удержать тебя, и не почувствую сожаления. Я никогда не остановлюсь, Блейкли.
Его губы изгибаются в милой мальчишеской улыбке – той самой, которая впервые заставила меня увидеть, насколько он красив, а также возненавидеть. Думаю, я с самого начала знала, что, если бы я была способна, то влюбилась бы в Алекса.