Я сворачиваю звонок, открывая изображение Эриксона, входящего в «Плазу» прошлой ночью.
— Он был у Брюстера, — говорю я ей. Брюстер — подлый человек, который увлекается сомнительными занятиями в Нью-Йорке. Например, азартные игры, ставки на подпольные бои ММА, наркотики — много наркотиков — и секс-бизнес. Сам по себе он не сутенер, но, если одному из мужчин с карманами, набитыми зелеными бумажками, нужна непослушная школьница на ночь, Брюстер ее предоставляет. И делает он это из пентхауса отеля «Плаза», метко прозванного чердаком2.
Брюстер — один из главных клиентов Эриксона. Он помогает превратить незаконные деньги своего клиента в законные инвестиции. Мне пока не удалось это доказать, но я полагаю, что Эриксон снимает деньги со счетов других клиентов.
— Снова там? — спрашивает Ленора. — О, я получила фотку. Ты видела его с кем-нибудь?
Зажав телефон плечом, я роюсь в сумке и достаю блокнот. Переворачиваю страницу с подсчетами. Именно так я определяю, насколько тот или иной объект заслуживает мести. У меня есть система сдержек и противовесов.
Список называется: «Перечень придурка».
Умно, правда? Я сама себя развлекаю, потому что другие вряд ли смогут.
В списке Эриксона у меня есть: Имя (он получает галочку только за это). У него отдельная квартира, о которой его жена не знает. Более одной любовницы (он никогда не спит с одной и той же женщиной дважды, и я насчитала пять за последние три недели слежки). Затем, на прошлой неделе, когда я ждала возле его секретной квартиры, увидела одну из девушек по вызову, которая — за солидную плату — сказала мне, что он не пользуется защитой. Эриксон не беспокоится о том, что болезнь может передаться его жене, с которой он прожил более десяти лет.
Придурок высшего ранга.
Этого уже достаточно, но есть еще его девиантная натура, жадный задира внутри, который хочет контролировать и уничтожать. Это, конечно, причина, по которой он не проворачивает подобные делишки со своей женой. Он охотится на женщин, которые не пожалуются на него, женщин, которым нужны деньги. Поэтому он связался с таким человеком, как Брюстер, — человеком с сомнительными связями.
Я скрыла эту информацию от Леноры. Не потому, что боюсь причинить боль. Не хочу ее жалеть; я не испытываю никакого сочувствия к ее страданиям. Кроме того, у меня не бывает близких отношений с клиентами. Дело в том, что Ленора уже на взводе из-за своего мужа. Что бы она сделала, если бы узнала, за какого дьявола на самом деле вышла замуж?
Позвонит в полицию? Сообщит о нем?
По моему опыту, привлекать власти не очень хорошая идея. Как будто полиция может что-то сделать. Таких людей, как Эриксон, никогда не осуждают. Нет реального преступления, не так ли? Если мужчина нападет на секс-работницу и побьет ее, кого будут судить: мужчину или проститутку?
В патриархальном мире, я знаю, что подумало бы большинство людей, которые осуждают, не выходя из своего коттеджа, или занимая хорошую должность. Секс-работница сама напросилась, попав в опасную ситуацию. Об этом довольно легко судить из безопасного положения, когда у вас в желудке еда, а по венам текут лекарства, назначенные врачом. Черт возьми, я уверена, если бы некоторые лицемеры не могли купить «Старбакс», они бы сосали член в подворотне в поисках дозы кофеина.
Вздыхаю в трубку. Я потеряла ход своих мыслей.
— Я не видела его ни с кем прошлой ночью, — наконец подтверждаю я. — Но он не покидал «Плазу» до сегодняшнего утра.
— Может быть, он просто… — она замолкает. — Не бери в голову.
— Ленора, ты передумала? — в моем тоне слышится нотка сочувствия. Я практиковалась в этом, записывая свой голос на телефон, а затем сравнивая его с диалогами в фильмах. Актеры — великие учителя.
Нет, я никого не принуждаю. Они находят меня по сарафанному радио. Я не рекламирую свои услуги. После того, как они связываются со мной, я все проверяю. Тщательно. Даю им время, чтобы эмоции поутихли. В большинстве случаев люди отступают. Успокоившись, они обычно решают одно из двух: а) консультация по вопросам брака или б) развод. Затем я направляю их к первоклассному адвокату.
Это действует в обоих направлениях. Джеффри Ломакс также присылает ко мне своих избранных, непримиримых клиентов.
— Нет, — говорит Ленора неожиданно храбрым голосом. — У меня нет никаких задних мыслей. Просто минутная слабость. Я готова. Пусть глотнет своего собственного лекарства.
Молодец, девчонка. Я жду несколько секунд, жду, что она не передумает, затем говорю:
— Хорошо. Внеси на счет вторую половину суммы, и я приступлю к следующему этапу, — я завершаю звонок.
Открываю банковское приложение и обновляю экран несколько раз, прежде чем сумма увеличивается. Пять тысяч. Недостаточно, чтобы уйти на пенсию в Коста-Рике, но все равно не гроши.
Я называю цену в зависимости от клиента. Важно, насколько они финансово устойчивы. Они не должны быть богатыми, но хоть как-то обеспеченными, чтобы позволить себе мои услуги, не влезая в долги.
Я делаю так, потому что это лучшая деловая практика в долгосрочной перспективе, а также потому, что у меня очень дорогой вкус. Мне нравятся красивые вещи: одежда, электроника, мой лофт на Манхэттене.
Я бесстыдная гедонистка3. Возможно, это передалось по наследству; моя мама — тоже гедонистка — воспитывала меня в приятном окружении. И, может быть, по наследству передалось отсутствие чувств, они окутаны плотной пеленой. Тонкие текстуры, удобная, красивая одежда, приятная на ощупь. Мне нравится чувствовать себя хорошо. Если чего-то хочу, я это получаю. Не понимаю, почему кто-то отказывает себе в том, что доставляет ему удовольствие.
Я не подчиняюсь своему идентификатору — принципу удовольствия мозга, — но редко говорю ему «нет». Поэтому мои клиенты должны быть в состоянии позволить себе мой дорогой вкус и хранить тайну.