Пётр — Дм. Голицыну
Получили мы ведомость, что бутто в Чернигове явилось моровое поветрие (чума), о чём уведомите нас чрез сего посланного немедленно, что правда ли то или пролгалось... Также уведомте нас, и в Киеве нет ли такой болезни...
Пётр — сыну Алексею
Дошади и мартышки до нас в целости довезены, и за подарок благодарствую. Каким образом сия кампания и мир с турками учинён, о том реляцию посылаю к тебе при сем. Мы отъезжаем, управя войско, в Ярославль, а оттоль, чаю (если время допустит), в Карлсбад. И ежели так состоитца, то в Немецкой земле твою свадьбу совершим...
Об отпуске короля шведского трудись куды б нибудь, только сколько возможно, отговаривай, чтоб не чрез Царьгород, ибо в том, мню, быть не добру... О чём можешь ясно объявить, что ежели турки ево не отпустят, то и отдача Азова удержана будет, о чём я писал к адмиралу... И для того как войсками, так и не отдачей Азова их возможно пристращать, что ево скоряя отпустили и не чрез Царьгород...
Божией милостью мы, Пётр Первый, царь и самодережец всероссийский и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем чрез сие всем, кому о том ведать надлежит. Понеже дворянин наш урождённой Пётр Михайлов отпущен в европейские государства и земли для своих потреб на время, того ради всех высоких областей дружелюбно просим и каждого по состоянию чина и достоинства, кто сим пасом употреблён быти имеет, благоволително желаем, дабы помянутого дворянина нашего как туда едущего, так и назад возвращающегося, чрез который места ему путь надлежати будет со обретающимися при нём людми и вещми, везде свободно и без задержания пропускать повелели...
Во свидетельство того... дан ему сей пас за нашею печатью в обозе при Днестре августа — дня...
Огромное потное облако стелилось по земле. Оно медленно ползло на северо-восток, вздымая дорожную пыль и тучи полевых насекомых, пугая зверей и птиц, разбегавшихся и разлетавшихся при его приближении!
Облако было пешим и конным войском. Конное, поуменьшившееся и истощённое, тащилось едва ли не со скоростью пешего. Царь с гвардейскими полками поспешал в голове облака, то отдаляясь от основной массы войск, то замедляя ход.
Армия переправилась через Прут, прошла спорною землёй в междуречье Прута и Днестра и теперь приближалась к Могилёву. Турки, сопровождавшие войско, давно повернули вспять, татары более не осмеливались наскакивать, не раз получивши по рогам.
Возвращение было безрадостное, но и беспечальное. Кои уцелели в походе, благодарили Бога за милость — сызнова прибиться к родным берегам. Царь, приказавший при предмирной конфузил пожечь свою карету, теперь об этом жалел. Он часто удалялся в карету царицы — там ему покойно спалось, особливо днём. Хотелось выспаться за всё время беспокойства — оно было долгим.
Пётр возвратился к своим обычным занятиям. Писал письма, читал письма, увлёкся шаховой игрой — с Феофаном, Кантемиром, реже с Головкиным: слаб был канцлер. Более всего жалел об утрате токарного станка: за точением дерева славно думалось, радовались глаза и отдыхала душа.
Странное дело: более всего отчего-то царь опасался козней короля Карла — козней непредвидимых, а потому и казавшихся опасными. Шведский король занимал в его мыслях и разговорах непомерно много места.
«Господин подканцлер, — писал Пётр Шафирову, — писмо ваше получа, ответствуем, что посылка чрез Полшу короля швецкого не весьма безопасна, чего для, ежели так состоитца, то мы за благо разсудили нашему войску при Полонном содержатца для страху поляков и быть до тех пор там, пока король швецкой пройдёт смирно до Померании. А ежели пойдёт в Царьгород подлинно, то дайте знать писмом своим фелтьмаршалу и по том или по другому окончанию прохода оной тотчас пойдёт в Киев. Також на время бытия у Полонного и другая есть две нужды: первое, чтоб людям от такова труднова маршу отдохнуть; другое, что в Чернигове подлинно явился пест...»
Пест, либо моровое поветрие, либо моровая язва, означал, как правило, чуму. Она наводила на людей больший страх, нежели татары. Стало быть, Чернигов придётся обойти стороной — изнеможённой предшествующими перипетиями армии это в тягость.
Король шведский был для царя ровно тот пест. Тем паче что известия об его движениях были весьма смутны. Главным источником были донесения Шафирова и младшего Шереметева, находившихся в что ни на есть самой турецкой гуще. Они писали наперебой, дабы удовольствовать старого фельдмаршала. Письма были адресованы в основном канцлеру Головкину, ибо он был главою Посольского приказа.