И я боюсь, что никак не смогу их остановить.
‒ Ты не можешь, ‒ говорю я тихим отчаянным голосом.
‒ Дай мне минутку, ‒ говорит он, все еще глядя на меня в этом платье.
‒ Для чего?
‒ Запечатлеть это.
Страх сжимает мое сердце сильнее, чем когда-либо прежде. Этого не может быть. Я бы позволила Хавьеру прикоснуться к себе, если бы знала, к чему это приведет. Я бы позволила Хавьеру сделать что угодно, если бы это означало, что Джо будет в безопасности.
Терпеть не могу, когда он на меня смотрит. Не потому, что не хочу, чтобы он смотрел, а потому, что он смотрит на меня, как умирающий... кто знает, что это его последний взгляд. И он хочет насладиться им сполна.
У меня перехватывает дыхание. Я хочу, чтобы мы были ближе друг к другу, чем сейчас. Место, где мы находимся... это вода. А он ‒ воздух. Я тянусь к нему и притягиваю его к себе. Я встречаю его губы, задыхаясь.
Затем он целует меня в ответ, его губы напористы, язык требователен. А руки. Эти большие, красивые руки, которые совершили насилие сегодня вечером... для меня. Они так сладко покоятся на моей голове. Как может что-то настолько хорошее ощущаться настолько болезненным? Неужели это конец?
Я отталкиваю его.
‒ Мы найдем другой способ. Что-то. Что угодно.
‒ Другого выхода нет. Это не первый раз, когда я размышлял о том, как вытащить тебя отсюда. И если бы осталась здесь, ты бы приговорила и свою сестру. Байрон заставит страдать всех.
Но теперь единственный, кто будет страдать, это Джо. Канапе с вечеринки переворачиваются у меня в животе. Руки сжимаются в кулаки, бессильно.
‒ Ты не позволяешь мне страдать. Ты не позволяешь мне жертвовать собой ради тебя. Так почему я должна позволить тебе что-либо делать для меня?
‒ Ты не позволяешь мне ничего сделать, Клара. У тебя нет выбора.
Я сердито смахиваю слезы. Сейчас не время грустить, потому что этого не произойдет. Мы не оставим его здесь. Так почему я не могу перестать плакать?
Почему мне кажется, что я уже его потеряла?
‒ Джо, ‒ говорю я, мой голос срывается.
Его лоб снова прижимается к моему, руки ласкают мое лицо. Чувствую себя такой хрупкой, когда он держит меня вот так. Чувствую себя любимой.
‒ Позволь мне сделать это для тебя, ‒ грубо говорит он. ‒ Раньше я не мог защитить тебя. Мне нечего тебе предложить. Никогда не мог. Но это?
‒ Нет, нет, ‒ всхлипываю я.
Он прижимает меня к себе крепче, щека к щеке, и я клянусь, что эти слезы не только мои.
‒ Ты слишком беспокоишься, Клара.
‒ Как это может быть слишком? Разве это правильное определение. Я слишком беспокоюсь, чтобы оставить тебя здесь. Как это может быть неправильным?
Мгновение он молчит.
‒ В этом нет ничего неправильного. Но я слишком беспокоюсь, чтобы позволить тебе остаться.
Его руки обнимают меня, удерживая. Они ощущаются несокрушимыми. Его руки подобно стенам замка. Они представляют собой скатанный подъемный мост и ров. Они никого не пускают. Только с ним я чувствую себя в полной безопасности. Возможно, я всегда знала, как много он для меня делает. Он будет за меня сражаться. Он готов за меня умереть.
И это то, что он собирается сделать. И в конце от всего этого останутся лишь обломки.
‒ Со мной все будет хорошо, ‒ говорит он, но мы оба знаем, что это ложь.
Мои руки сжимаются на его рубашке.
‒ Как ты можешь быть уверен?
‒ Просто уходи, ‒ яростно шепчет он. ‒ Ты думаешь, что я жертвую собой ради тебя? Нет. Я делаю это ради себя, Клара. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности.
Я плачу, пока его рубашка не становится темной и мокрой. Это безмолвные слезы. Они падают без моего согласия, а мое лицо печально. Я найду в себе мужество ради него. Я не буду просить сейчас. Не буду умолять.
Не даже тогда, когда приходит Хонор и говорит, что пора уходить.
Такое ощущение, что мой уход подобен смерти. Оглянуться и видеть, как он наблюдает за тем, как я удаляюсь, тоже кажется также равносильным погибели. Выглядит, словно последний миг жизни и то, как я пересекаю темную лужайку.
Хонор держит меня за руку, но ничего не говорит вслух.
Думаю, она знает. Оставить его позади ‒ худшее, что я когда-либо ощущала. И это ничто в сравнении с тем, через что придется пройти ему.
Мы уже рядом с воротами, когда слышим взрыв позади себя. Фейерверки.
Салют, которым отпраздновали бы ее помолвку.
Лишь не столь уместный теперь, когда они закончили все это.