— Что за наваждение? — бормотал Малютин, уставившись в полном смущении на поленья. — Точно помню — приносил. По-моему, зайчатину я ел позавчера… Значит… А, ничего не значит! — Рассердился и постучал себя по лбу костяшками пальцев. — Вот голова дубовая. Память отшибло…
Лед в кастрюле растаял быстро, и в кристально чистой воде уже роились воздушные пузырьки. Стараясь ни о чем больше не думать, Алексей бросил в кипяток замороженные пельмени.
Уже через час он спал крепким сном здорового человека, привычного к неудобствам кочевой жизни и большим физическим нагрузкам.
Утром первым делом Малютин достал из ящика-морозильника зайца и положил его на поленницу. Доев вчерашний суп и выпив две кружки чаю со сгущенным молоком, он поторопился на охоту — день обещал быть погожим, светлым, мороз пошел на убыль, а значит, белки раньше покинут гнезда; попробуй отыщи их потом без лайки. Гайна видны издалека, а искать белок по следам, которые зверюшки оставляют па снегу, перебегая от дерева к дереву, ох как нелегко и долго — маета.
Вечером, едва переступив порог, Алексей, не зажигая свечи, пошарил рукой в углу, где лежали поленья. И ахнул! Недаром на душе целый день кошки скребли!
— Да что это такое? Куда он запропастился?! — трясущимися руками он стал зажигать свечу; получилось только с пятой спички.
Поленница радовала глаз аккуратной кладкой. Но зайца и след простыл.
— Я же своими руками… вот сюда… Может, мне это снится?
Малютин ущипнул себя — больно. На сон непохоже. Тут уж он озлился. В нечистую силу Алексеи не верил, а значит, пока он отсутствовал, кто-то побывал в избушке. Вышел наружу, внимательно осмотрел окрестности. На тропинке только отпечатки подошв его унтов. И рядом россыпь заячьих следов: как он определил, вчерашних. Впрочем, в темноте, при неярком свете маломощного фонарика, можно было и ошибиться — зайцев в этом году расплодилась тьма-тьмущая, и они нахально прокладывали тропы едва не возле двери зимовья, как только начинало вечереть.
Возвратившись в избушку, огорошенный Алексей уселся на нары и попытался привести в порядок ералаш мыслей — что за дьявольщина?! Соображал и так, и эдак — все впустую. Выходило, что он просто-напросто рехнулся. Или же заяц ожил, и, сам отворив дверь, сбежал. Ничего себе — номер: получил пулю в голову, пролежал неделю в морозильном ящике… А дверь как ухитрился открыть?!
Вконец запутавшись, Алексей достал с полки бутылку спирта, которую берег на крайний случай. Налил полный стакан не разбавляя и, крякнув, одним махом осушил его. Пососал льдинку, закурил последнюю папиросу из пачки. Спирт пробежал горячей волной по жилам. С непривычки Алексей быстро захмелел и приободрился.
— Хрен с ними, с этими зайцами! Не было их. Померещилось. Посидишь тут бирюком еще месяц… не то покажется… Не было — и все тут! Баста! Поет морзянка за окном высоким дискантом… — запел во весь голос, перевирая слова песни и отчаянна фальшивя. — Четвертый день пурга…
Неуклюже дирижируя, пел до хрипоты минут десять. Выдохшись, потянулся за куревом. Вспомнив, что пачка пуста, полез под нары, где среди кучи всякого хлама стоял ящик с папиросами. Потянул его к себе, откинул крышку и, нечаянно скосив глаза, с перепугу икнул — в углу, за старым рюкзаком, туго набитым всякой всячиной, сидел заяц-беляк и таращил на него испуганные глаза! Живой заяц!
Алексея словно метлой вымело из избушки. Прислонившись к стене снаружи, он с минуту стоял столбом, бессмысленно глядя в темноту. Затем, неожиданно для себя, перекрестился пятью пальцами: “За что, Господи?!” Переборов страх, заглянул в избушку. Никого. Едва не на цыпочках подошел к нарам, встал на колени и посмотрел в угол. Пусто! С трудом поднялся на нога, потер грудь.
Сердце трепыхалось как заячий хвост.
— Все, брат, пора в больницу… Пусть лечат… — Осторожно, словно тюфяк был набит не сеном, а иголками, опустился на нары. — Совсем плох стал… Пусть лечат, иначе…
И содрогнулся — если он чего и боялся, так только медицины. Один вид шприца приводил его в трепет.
Больше шарить под нарами Алексей не стал. Готовить ужин у него желания тоже не было.
— Сыт по горло… — ворчал, укладываясь поудобней. — В больнице накормят…
Задул свечу, укрылся полушубком п забылся тревожным сном.
На следующий! день он опять внес в избушку закостеневшего на морозе зайца, положил его на ту же поленницу и на всякий случай привязал за задние лапы медной проволокой к здоровому гвоздю, который сидел в стене почти по самую шляпку.