— Ладно, я потопал на квартиру Федякина, — тяжело поднимаясь, сказал капитан. — Ты побудь на телефоне.
— Когда вас ждать?
— Какая разница? Жди, к ночи буду… А у тебя что, свидание? — поинтересовался на ходу Тесленко.
— Не-а, — зарделся Снегирев. — Кое-какие дела есть…
— Вот и занимайся ими… здесь. Философ…
У дома Федякина стояли райотделовский “газик” и инкассаторская машина. Встретил капитана следователь прокуратуры Никитин, которого тот знал еще со школьной скамьи.
— Привет, — пожал ему руку Тесленко.
— Здорово, — улыбнулся Никитин. — Как живешь?
— Средне.
— Как это — средне?
— Между хреново и очень хреново.
— С чем тебя и поздравляю. Это твой кадр? — кивнув в сторону приоткрытой двери веранды, спросил Никитин.
— Да, Был кандидатом, стал клиентом.
— Тогда пошли…
Через небольшой дощатый коридорчик, по обе стороны которого высились полки, заставленные банками с маринованными грибами и вареньем, они прошли на кухню.
На полу, возле газовой плиты, лежал светловолосый мужчина. Его волосы слиплись от запекшейся крови, рот был приоткрыт, а возле скрюченных пальцев правой руки валялся пистолет.
— Ну и как? — спросил Тесленко.
— Похоже на самоубийство, — понял его Никитин. — Похоже… Хотя… черт его знает. Нужно работать.
— Нужно… — с тяжелым вздохом согласился капитан.
Перепуганный водитель инкассаторской машины, молодой худощавый парнишка лет двадцати, видимо, недавно демобилизовавшийся из армии, рассказывал:
— …Отвез я его на обед. Он часто дома обедал. У него гастрит… или язва, не знаю точно. Не мог он в столовке… Приезжаю, а он… вот… Лежит. Мертвый. Я сразу вам позвонил. Все…
— Сегодня вы ничего странного не заметили в его поведении?
— Да нет, все как обычно. Смеялся. Анекдоты рассказывал.
— Когда вы привезли его на обед, в доме был кто-нибудь?
— Нет. Точно нет. Он при мне замок отпирал.
— Вы и в дом заходили?
— Нет. Я попросил воды. Он кружку взял на веранде, а колодец во дворе…
— Спасибо, — поблагодарил водителя Тесленко. — Вы свободны. Замок входной двери с защелкой? — спросил он Никитина.
— Да. Но ничего необычного, дешевый ширпотреб, можно гвоздем открыть.
— А ведь защелка замка стоит на фиксаторе… — пробормотал Тесленко.
Никитин услышал и выразительно пожал плечами,
Федякина унесли, и только контуры тела, очерченные белой меловой линией на полу, да красно-черная лужа крови напоминали о разыгравшейся здесь трагедии. Тесленко внимательно присматривался к окружающим вещам и кухонной утвари, стараясь представить последние минуты жизни инкассатора: вошел в дом, снял туфли, надел комнатные тапочки, повесил плащ на вешалку. Причесался — карманную расческу нашли на трюмо в гостиной. Решил умереть красиво, как актер на сцене — с набриолиненным пробором?
Далее — замок входной двери. Почему Федякин поставил защелку на фиксатор? Чтобы избавить водителя от необходимости долго и бесцельно стучать в дверь к покойнику, раз уж он намеревался покончить с собой? Или такое намерение появилось спонтанно, уже на кухне? Взрыв эмоции… или еще что-то. Налил полный чайник, поставил на газовую плиту, зажег… Решил испить чаю перед кончиной?
Но передумал, газ выключил, достал бутылку шампанского, положил в морозильную камеру, чтобы побыстрее охладить. Бутылку взял из крохотной каморки, там их было две, стояли рядышком на полке. Хотел приготовить яичницу, вынул из холодильника пяток яиц. И — застрелился. Не вылив, не пообедав, хотя намеревался. Передумал. Почему? На кухонном столе стоит ваза с яблоками и конфетами. Сладкоежка? Нужно выяснить…
Тесленко подошел к окну, которое выходило в сад. В саду — тропинка, вымощенная кирпичом, тянется к калитке в дальнем конце подворья. За высоким дощатым забором виднеется шоссе. Дом на отшибе: с левой стороны пустырь, справа — старый заброшенный сад. Тихое местечко. Интересно, с улицы можно услышать выстрел? Самоубийство… Но почему, черт побери?! Испугался? Чего или кого? Вопросы, одни вопросы… Нужно ждать заключения экспертов…
Молодой следователь прокуратуры, худощавый белобрысый парнишка, недавно закончивший юрфак, смущаясь, слушал разгоряченного дядю Мишу:
— Я не могу в это поверить, не могу! Здесь что-то не так. Понимаете, не мог Костя человека… ножом… не мог!
— Но факты — упрямая вещь.
— Будь они неладны, эти факты… — дядя Миша горестно махнул рукой и закурил.