На страницах консервативной прессы ФРГ публикация Фридриха высокопарно именовалась «эпосом» или «сагой»[1163], «колоссальной картиной, исполненной ужасов»[1164]. При этом, вопреки общеизвестным фактам, самое широкое распространение получила версия о том, что прежде существовала «нормированная память», позволявшая говорить только о преступлениях немцев, а на тему несчастий немецкого гражданского населения было наложено негласное табу. По мнению газеты «Die Welt», память о бедах рядовых немцев отторгалась, потому что этому «способствовали чувства стыда и вины»[1165]. Теперь же к гражданам ФРГ, полагают журналисты правого толка, должна вернуться «память о собственных жертвах», необходимо «сказать о том, о чем долгое время умалчивали»[1166] и «освободить немцев от груза убийства евреев»[1167].
В общегерманской дискуссии участвовали историки леволиберального спектра. Ганс Моммзен призвал немцев помнить прежде всего «о Холокосте, о людских потерях восточноевропейских народов и о политике “выжженной земли”, осуществлявшейся в России». В шумихе, развернутой вокруг сюжета о бомбардировках, он справедливо увидел «попытку снять с немцев вину и вновь объявить их жертвами»[1168]. Ганс-Ульрих Велер настаивал на недопустимости использования Фридрихом термина «война на уничтожение», который давно стал синонимом «войны на уничтожение евреев и славян». Велер считал неприемлемым «неприкрытое отождествление бомбардировок с ужасами Холокоста» и осуждал «модный культ жертв»[1169]. Вывод ученого: «Немецкая общественность шаг за шагом теряет ценное завоевание последних десятилетий — само собой разумеющееся критическое отношение к собственной новейшей истории, которое как раз и придает нам способность двигаться в будущее»[1170]. Заслуживает внимания предупреждение Лотара Кеттенаккера: «Дебаты о роли немцев как жертв бомбардировок меняют наше историческое самосознание. Этот процесс только начался»[1171]. Вольфганг Зофски убежден в том, что «Любек и Гамбург ни в какой мере не уменьшают вину немцев за Освенцим». По его мнению, нынешнее общество ФРГ «не отрицает роль немцев как палачей, но не вспоминает о ней», что создает угрозу формирования неполной, «уполовиненной» памяти[1172].
Ральф Джордано, который находился в Гамбурге во время ковровых британских бомбардировок, уверен: «Только проблема изначальной ответственности, только причинно-следственные взаимосвязи и хронологическая последовательность — только все это может послужить основой для дискуссии о жертвах и преступниках». Он задает резонный вопрос: «Но разве все эти сцены не были повтором? Повтором того, что происходило на всем разрушенном немцами континенте, в особенности в Восточной Европе, в бесчисленных уничтоженных польских, белорусских, украинских и русских селах и городах — от Балтики до Кавказа… Если Гамбург, Кёльн, Дрезден, Берлин, Пфорцгейм или Вюрцбюрг были разрушены воздушными бомбардировками, то громадное число городов было уничтожено германской артиллерией и танками»[1173]. Об этом же Самуэль Зальцборн: «Хотят говорить о “немецких жертвах”, фактически не упоминая о национал-социализме». Утверждается «коллективная невиновность», «теряется исторический контекст, из памяти выветривается германская политика уничтожения народов»[1174].
Однако эти голоса далеко не всегда бывают услышаны. Предложенная Фридрихом и его единомышленниками модель «нового самосознания» воспринята значительной частью нынешнего германского общества. В 2006 г. сотрудники Лейпцигского университета провели обстоятельное сравнительное исследование высказываний германских печатных СМИ об отношении к разрушению Дрездена в контексте вины Германии за развязывание Второй мировой войны. Были обработаны 133 материала 15 локальных, региональных и общенациональных изданий за конец октября 2005 г. При этом только в 0,8 % рассмотренных текстов было недвусмысленно сказано о необходимости для немцев «рассматривать себя не только в роли жертв, но и обозначить понимание своего участия в вине» за союзнические бомбардировки[1175].
Публикация Фридриха и дискуссия вокруг нее явились индикаторами важных глубинных процессов эволюции общественного сознания ФРГ. В ходе дебатов о последствиях бомбардировки Дрездена Арнульф Баринг заявил, что современные немцы «не могут сладить с собственными актуальными проблемами», потому что они «утратили исторические пропорции» и «позитивное отношение к прошлому». Поэтому доминантная память о преступлениях режима «не может быть основой идентичности» и лишь «заводит в тупик»[1176].
1171
1173
1175