Отто Гротеволь, выступая на открытии мемориала, сказал: «День 14 сентября должен стать не только днем памяти о времени преступной нацистской диктатуры, не только днем памяти о наших павших героях, но он должен стать днем предостережения. Наш долг — не прекращать борьбу против бесчеловечности, пока не будут навсегда устранены любые формы фашизма во всем мире»[258]. И та же законная гордость прозвучала в словах Александра Абуша: «Только в таком государстве, как наше, могут быть сооружены памятники, посвященные чести и славе павших героев и миллионов жертв гитлеризма»[259].
Музейный комплекс в Бухенвальде, явившийся воплощением антифашистского гуманного импульса, который отнюдь не сводился к девальвированной традиции, директивам сверху, стал первым на территории послевоенной Германии памятником жертвам и героям ушедшей эпохи. Ганс Моммзен сказал о том, о чем на берегах Рейна не принято было говорить: «В ФРГ вообще бы не сумели открыть соответствующие экспозиции, если бы, к счастью, этого не сделала ГДР. Именно после этого западные немцы начали обустраивать Берген-Бельзен и Дахау»[260].
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«СЛОМЛЕНО ГЛУХОЕ И ДОЛГОЕ МОЛЧАНИЕ»
Начало 1960-х гг. было для Федеративной Республики вполне благополучным. И все-таки время от времени прорывалась тревога. Надежно ли все это? Мыслящих людей беспокоила нараставшая активность неонацистов — людей, выступавших против самой идеи преодоления коричневого прошлого, принявших, как писал Генрих Бёлль, «причастие буйвола». С 1964 г. неонаци располагали организационным центром — Национал-демократической партией (НДП), которая проиграла выборы в бундестаг, но прорвалась в ландтаги нескольких федеральных земель.
Кто отдавал свои голоса НДП? «Эти граждане Федеративной Республики, — писал еженедельник «Der Spiegel», — составляют меньшинство, националистическую накипь, какая встречается и в других странах. Однако аргумент, что-де у каждого народа имеются отсталые люди, застывшие на первобытной стадии развития, не исключает для Германии возможности, что такое меньшинство может стать критической массой, которая вызовет цепную реакцию… НДП — не проблема. Немцы, которые за нее голосуют, — вот проблема»[262].
Шла «холодная амнистия» нацистских преступников. В 1966 г. канцлером ФРГ стал христианский демократ, бывший член нацистской партии Курт Георг Кизингер. Правительство обнародовало проекты авторитарных антиконституционных законов о чрезвычайном положении. Ущемлялась свобода печати. Правительство упрямо заявляло о непризнании послевоенной границы с Польшей по Одеру и Западной Нейсе, неоднократно требовало передать ФРГ американское ядерное оружие, не желало устанавливать нормальных отношений с ГДР. Возникла реальная опасность забвения уроков коричневого прошлого.
О трагедии Холокоста немцам напомнил в 1961–1962 гг. процесс нацистского преступника Эйхмана, возглавлявшего специальный отдел гестапо, который занимался «окончательным решением» еврейского вопроса. Израильский суд приговорил Эйхмана к смертной казни. Но внимание общества было привлечено не только к Эйхману, но и к его сообщникам, оставшимся на свободе. Газета «Frankfurter Rundschau» предупреждала: «Эйхманов было много»[263]. Консервативный «Rheinischer Merkur» не мог не признать: «Тысячи преступников за письменным столом, о которых Эйхман знает куда больше, чем мы, смогли уйти от ответственности. Поэтому процесс Эйхмана — это не конец, это начало очищения»[264]. Еженедельник «Die Zeit» призывал: «Все мы — хотим мы этого или нет — должны извлекать уроки из дела Эйхмана. И, конечно, мы не хотим этого. Конечно, мы стремимся к тому, чтобы постыдное прошлое было бы, наконец, похоронено»[265].
260
Цит. по:
265
Die Zeit. 17.03.1961. См. также: