— Очень хорошо. — Хавьер отступает. — Я попрошу кого-нибудь сказать Диего, чтобы он немедленно приехал сюда, чтобы еще раз лично услышать эти слова и отвезти тебя домой. Прискорбно, — добавляет он, скривив рот. — Я надеялся, что мне больше понравится играть с тобой. Но я полагаю, Найлу придется унять этот особый зуд, хотя и по-другому. — Он кивает головой охранникам. — Отведите его вниз, ребята.
— Подожди! — Изабелла кричит, ее лицо бледнеет. — Ты обещал…
Хавьер ухмыляется.
— Я обещал не убивать его. Не волнуйся, он не умрет.
Охранники подталкивают меня к двери, как раз вовремя, чтобы я услышал сдавленный крик Изабеллы и последние слова Хавьера, обращенные к ней, прежде чем он последует за охранниками к выходу.
— К тому времени, как я закончу с ним, он просто будет жалеть, что не умер.
15
НАЙЛ
Я не могу сказать, что Хавьер был чертовски неправ, и это меня бесит, потому что последнее, чего я хочу, это соглашаться с этим ублюдком в чем-либо. И я бы не сказал, что хотел бы умереть, не совсем, но спустя гораздо больше времени я, возможно, доберусь туда.
Я знал нескольких изобретательных гребаных мучителей, большинство из них из Братвы. Мужчины, которые снимали бы с тебя кожу ленточками и восхищались тем, как идеально она снимается, заключая пари друг с другом о том, у кого получится самая длинная целая полоска. Мужчины, которые выкалывали глаза и отрезали пальцы, смеясь друг с другом и строя планы насчет бара после. Хавьер мог бы сравниться с худшим из них, не в последнюю очередь из-за удовольствия, которое он явно получает от этого.
Я теряю счет тому, как долго нахожусь внизу, в комнате, в которую меня затащили, холодной клинической палате с белым кафельным полом и водостоком в центре, единственный вход, это укрепленная металлическая дверь, через которую меня втолкнули, прежде чем охранники начали приковывать меня наручниками к потолку. Я знал, что в драке нет никакого смысла, но я нанес несколько хороших ударов, прежде чем охранники снова схватили меня. Спешка помогла мне пережить худшее, по крайней мере, в первой части пыток Хавьера.
Остальное было хуже всего, что я испытывал за всю свою гребаную жизнь.
По крайней мере, он оставил мою кожу нетронутой, я имею в виду, что он не содрал ее с меня, как я видел, что русские делали с другими. Ему нравился метод оставления тонких кровоточащих порезов, которых недостаточно, чтобы истечь кровью или даже привести к какой-либо серьезной кровопотере, просто небольшие порезы, сделанные самым острым ножом, с которым я когда-либо сталкивалась, а затем после порезов, оставлял у меня синяки. Когда с этим было покончено, когда он размягчил меня, как гребаный кусок говядины, он приступил к следующему раунду.
Я сказал себе, что, блядь, не буду кричать, но у меня это не получилось. Не тогда, когда в эти мягкие, ушибленные, порезанные места попали электрические разряды электрошокера, который сработал вплоть до пары метких попаданий тычком для скота, когда я закричал, но я ничего ему не ответил. Ему нужна была информация. Информация о Луке, о Викторе, о королях. Хорошо, что безопасность или жизнь Изабеллы не стояли на кону, потому что я мог бы пожертвовать каким-нибудь дерьмом ради этого, но ради себя?
Ни хрена подобного.
Я просто усмехнулся ему с распухшим, покрытым синяками и кровью лицом и сказал ему идти нахуй. Пока он не тыкнул меня в бедро, слишком близко к моим гребаным яйцам. К тому времени я был обнажен, так что у него был неограниченный доступ ко мне, и его угроза отрезать мне член не ускользнула от меня в тот момент. Если бы он поднялся на пару дюймов выше с помощью этого тычка для скота, он был бы прав. Я бы хотел умереть, потому что, даже если бы мой член все еще был ко мне прикреплен, я бы никогда не смог им снова воспользоваться. Это было бы хуже смерти. Хавьер тоже это знал. Я понял это по угрожающей ухмылке на его лице, по тому, как насадка для скота зависла в дюйме от моего сморщенного члена, пока стук в дверь не привлек его внимания, и он опустил насадку.
Я никогда в жизни не испытывал такого облегчения, даже если оно могло быть кратковременным.
— Какого хрена тебе нужно? — Прорычал он, открывая дверь и приоткрывая ее на дюйм. — Я же просил тебя, блядь, не отвлекать меня…
— Диего Гонсалес здесь, — произнес скрипучий голос с другой стороны двери. — И он хочет видеть заключенного.
— Блядь. — Хавьер вздохнул. — Ладно. Тогда он может решить, что будет с заключенным. И с его членом.