Уайлдмен смотрел на Бетти Мей. Девушка нервно улыбалась ему из другого конца комнаты. Она медленно подняла свой белый тяжелый свитер. Когда он коснулся ее груди, она вздрогнула. Он отвел глаза от призрака девушки и сильно прижался мокрым лицом к груди Пандоры. Его трясло.
Лора повернула ключ в двери своей квартиры. Она уже собиралась было войти, как услышала мужской голос, напугавший ее до смерти. Человек был в холле.
– Простите меня, мисс. – Он подошел к ней.
Ему было лет пятьдесят, короткая стрижка, скромная одежда. Лора узнала его: он жил в том же доме. У нее не было ни малейшего желания обсуждать с соседом проблемы уборки лестниц или сбежавшего котенка. Она смотрела, как мужчина вынимает из кармана рубашки фотографию.
– Вам знакома эта девушка?
Лора замерла. Этот мужик не был соседом, это был детектив. Она сразу же поняла, о ком идет речь.
– Нет, по-моему, нет.
– Она живет… – Он осекся. – Она жила в квартире 32а, прямо над вами.
Лора была в нерешительности, глядя на фотографию улыбающейся Бетти Мей. На мужчину она боялась взглянуть.
– Возможно, я ее и видела.
– Думаю, что видели. По крайней мере, думаю, вы знаете человека, с которым она встречалась.
Лора вздрогнула.
– А что с ней случилось?
– Вашего знакомого зовут Уайлдмен. Чарльз Уайлдмен. Он ее знал. Собственно, он-то ее и убил.
«Только не паниковать. Ради Бога, держи себя в руках».
– У вас встревоженный вид. – Теперь в голосе мужчины слышалась угроза.
– Да, я знакома с мистером Уайлдменом. – Лора была слишком напугана, чтобы лгать.
– Вы его хорошо знаете?
– Да нет, встречаемся от случая к случаю.
– Я как-то видел вас с ним около бассейна там, внизу. И мне не показалось, что «от случая к случаю».
– Кто вы?
– Я хочу знать, где живет мистер Уайлдмен, вот и все.
– Я не могу вам этого сказать, – Лора старалась говорить твердо.
Мужчина наклонился прямо к ее лицу, и Лора почувствовала его дыхание.
– Только адрес.
– Вы из полиции.
– Меня зовут Лефевр, – он произнес это, как «Лефевер». – Я отец Бетти Мей.
– Я бы с удовольствием вам помогла, но…
– …вы мне поможете. – Он уперся ладонью в дверь, зажав Лору между собой и дверью.
Лора перепугалась. «Дай ему адрес. Любой адрес. Пусть он только уйдет».
– Он живет на Ранчо Парк-драйв, дом 12570.
– 12570, Ранчо Парк-драйв, – громко повторил мужчина. Теперь он не забудет. – Спасибо. – Голос его звучал хрипло. Он убрал руку и этой же рукой взял из дрожащих пальцев Лоры фотографию. – Спасибо за помощь.
Он повернулся и пошел прочь, как призрак. Лора вошла в квартиру, чувствуя такую слабость, что не могла даже закрыть за собой дверь. Она рухнула на пол и опять разрыдалась. От жалости к себе, от отчаяния, что она совершила преступление.
2
Вернувшись домой, Хэммонд был встречен собственным изображением. Он закрыл входную дверь и уставился на свое отражение в зеркале, стоявшем у подножия лестницы. Большое зеркало из спальни было принесено сюда и поставлено так, что смотрело прямо на дверь. Он удивился, но не испугался. Ему было безразлично, как зеркало попало сюда, принесла ли его Дора или горничная. Главным было то, что Хэммонд в нем увидел, а увидел он согбенного, сломанного бедолагу с двухдневной щетиной на худом лице. Это был образ бродяги, неизлечимого алкоголика. Хэммонд достал темные очки. Изучив свою физиономию, Хэммонд улыбнулся. Он увидел шанс, серьезную и реальную возможность измениться, стать другим человеком, свободным и уверенным в себе. Он глубоко вздохнул, чувствуя прилив бодрости. Этот образ – всего лишь маска. Хэммонд пошел наверх, чтобы уложить свои вещи.
В кабинете царил полумрак. Хэммонд увидел, что жалюзи опущены и закреплены. Играла музыка, очень тихо. Это была лирическая композиция, что-то восточное по стилю и ритму. Это напоминало оркестровую сюиту Дебюсси «Море».
Хэммонд попал в новый реальный мир. Сначала зеркало, теперь эта журчащая музыка. То, что ранее, в его прошлой жизни, показалось бы ему дурным сном, в котором кто-то хочет свести его с ума, теперь все больше вселяло в него надежду на будущее. Спокойный полутемный прямоугольник кабинета был таким же просторным, как и океан без горизонта, который он впервые увидел и почувствовал сегодня в горах Санта-Моники. Внутреннее помещение было как бы продолжением внешнего мира. Это можно использовать при съемках фильма. Чувство покоя и радости росло и обволакивало его здесь, в этой обстановке, которую он так хорошо знал. Это было прекрасно. Хэммонд чувствовал, что стал другим человеком.
Он пошел посмотреть, что за музыка играет. Эта незнакомая пьеса привела его в восторг. На конверте компакт-диска, лежащего у проигрывателя, он прочел, что она называется «Бег реки», а написал ее японский композитор Такемуци; он слышал о нем, но не был знаком с его произведениями. Ну что ж, он нашел нового друга, союзника, советчика.
Разумеется, Хэммонд понимал, что не столько нашел, сколько получил его. Он был благодарен за этот подарок, но как и в тех случаях, когда ловил музыку по приемнику в машине, ему и в голову не пришло кого-то за это благодарить, благодарить за то, что ему прислали по воздуху эту музыку. Это был подарок судьбы, как неожиданно открывшийся прекрасный вид или необыкновенно красивый закат. Это вызывало восторг и удивление.
Хэммонд сел на диван. Он был в плывущей по морю лодке, покачивающейся на волнах в ритме его сердца. Он улыбнулся, приветствуя свой новый мир. Потом заметил и другие перемены. В кабинете, где обычно царил беспорядок, теперь все было расставлено по местам, идеальный порядок, чистота. Казалось, комната приобрела другой вид. Стало больше формы и пространства. Это было похоже на декорации для фильма, съемки которого начнутся завтра. Хэммонд чувствовал приятную усталость, как это обычно бывает после тяжелых, но плодотворных часов подготовки к съемкам. «Я мог бы сделать это и сам, – подумал он. – Может быть, я сам это и сделал».
Он обратил внимание, что рисунки с этим дурацким ящиком исчезли. Они испарились, пропали. Кто их убрал? Ему было все равно. Это не имело значения. Они из его несчастливого прошлого. Все это уже позади, и вскоре улетучатся последние воспоминания. Хэммонд покончил с мистериями.
Влечение Уайлдмена к Пандоре было непреодолимым. Целуя пальцы ее ног один за другим, он был близок к оргазму. Впервые он стал рассматривать ее лоно, не думая о том, чтобы войти туда. Лоно – это наиболее сложная часть женского тела, самая изменчивая часть. В сущности, оно представляло из себя неоформившееся яичко, защищенное волосами. Он рассказал ей, что раньше мужчины думали, что первоначально во влагалище были зубы, как во рту. Но потом грозный Бог убрал их. Была также легенда, что это талисман удачи. И подкова, висящая на дверях конюшни на счастье, является символом женского лона. Когда первая нимфа украла огонь, она спрятала его внутри себя. Притягательность, которое имеет женское лоно для мужчины, желание войти в него, является их внутренней потребностью обрести этот огонь.
Сначала Пандора сопротивлялась его ласкам. Она хотела только одного – позвонить Полетт. Но когда Уайлдмен стал нашептывать ей свои истории, разговаривать с ее телом, она почувствовала, что теряет над собой контроль. Она слушала его слова, чувствовала его поэтическое обожание ее тела. Она чувствовала себя так, словно увеличивается в размерах. Под его руками и губами ее тело меняло форму. Это было не чувственное влечение, а какое-то чистое чувство, абстрактное, но неодолимое, как музыка. Весь внешний мир как бы исчезал, как исчезали все сомнения и страхи, все становилось субъективным, мир был внутри нее.
В этот раз Пандора даже не заметила свою глухоту. Это было так естественно – существование без звуков. Тишина была бесспорным состоянием людей. Оргазм ее был мягким и долгим взрывом. Он затихал медленно, как лепесток увядающего цветка, незаметно опадающий в сонной тишине.