— Мне тоже приятно видеть вас, господин посол.
Я пожала его руки. Посол Берн был помощником Берном, когда мы работали вместе во времена кризиса Ридимера. Он был невозмутим, силён, крайне решителен и непреклонен. Его гибкость и дипломатический дар — это всё, что удерживало тех, кто работал на него и против него, от желания применить к нему определения «жестокий» и «беспощадный». В тот момент я заметила, что на его лице написаны печаль и сожаление. Я крепко пожала его руки, пытаясь выразить: что бы ни случилось, я знаю — он сделал всё, что мог. Мы бы поговорили и позже, но у меня уже появилось чувство, что я услышу далеко не самые хорошие новости.
— Полевой координатор Байджэн. — Берн обернулся к Сири и взял её за руки.
— Рад видеть вас снова.
— Благодарю вас, посол, — сухо ответила Сири.
Меня возмутило затянувшееся напряжённое молчание. Я знала, что посол Берн сделал для меня. А ради Бьянки он пошёл бы на всё.
Посол отвернулся от нас и посмотрел на капитана Жиро.
— Благодарю за сопровождение, капитан Жиро, — сказал он.
Капитан поклонился:
— Вы оба здесь самые желанные гости. Полевой командир, я оставлю вас с послом для официального представления. Дайте мне знать, когда придёт пора отправиться с вами на Луну-4. — Одарив меня прощальным взглядом, он решительно развернулся на каблуках и зашагал прочь. Завернув за угол, он превратился в тень на фоне стеклянных стен цвета аквамарина.
— Нас ожидает масса народу.
Посол Берн указал жестом в направлении дальнего конца зала, на вторые громадные позолоченные двери. На панелях было высечено ещё больше раскинувших ветви деревьев. Множество мужчин и женщин мелькало посреди этого лиственного орнамента. До того как мне представилась возможность взглянуть на них поближе, ещё одна группа слуг распахнула перед нами двери, давая понять, что нас ждут и что кто-то контролирует все наши перемещения.
Я заметила, как Сири всего раз согнула правую руку. Едва заметное движение, сгибание когтистой лапки.
Комнаты перед нами были менее грандиозного масштаба и более подходили для людей. Потолок представлял собой застеклённую крышу-купол с текстурой льдистого неба и каким-то редким обитателем океанских глубин, плавно скользящим над ней и отбрасывающим тень, подобную тени облака, на узорчатый пол. Но стены были матовые, украшенные экранами в рамках, на которых неподвижно застыли живописные образы. Некоторые из них напоминали иероглифы или древние китайские акварели, но в гораздо большем количестве здесь была представлена портретная живопись, а фоном всюду служил лесной пейзаж.
Намёк на империю, династию и долгий период истории власти, сосредоточенной в руках одной семьи. Намек не тонкий.
Два человека сидели на полукруглом диване в самом центре зала. Это была пара: Эстебан Доннелли Эразмус и Май Годсил Эразмус. Их одежды отличались изысканностью, как и было здесь принято, но самыми поразительными деталями нарядов были воротники, символизирующие статус. Широкие, византийского образца, покрывающие грудь и плечи.
У сэо Май — всех оттенков синего и зелёного, по верху отделанный белым, а по низу — чёрным. Цвета струились и переливались, как потоки воды за стенами дворца. У сэо Эстебана — похожий, но в другой цветовой гамме. Оттенки красного, оранжевого и золотого имитировали окраску поверхности газового гиганта, на орбиту которого мы вышли.
Благодаря Джасперу и Фелиции Эразмус их наследники приняли решение, что властители — сэо, стоящие во главе правительства системы, — всегда должны быть мужем и женой. Сплотить семью через брак, основывающийся на политических и корпоративных интересах, — идея давняя, которая не умерла и поныне. Конечно, она способствовала созданию очень убедительного символа системы, но только пока люди, состоящие между собой в первостепенном родстве, соглашались не прерывать традицию.
Эстебан и Май, должно быть, жили в прочном и стабильном браке, потому что за великолепным нарядом сэо Май угадывался живот, несомненно свидетельствующий о её беременности.
Я сложила руки и поклонилась, скользнув взглядом по лучезарно улыбающейся сэо Май и глядящему с подозрением сэо Эстебану. За моей спиной стояла Сири, прекрасная подчинённая, молчаливая, уважительная и… бдительно-осторожная.
— Добро пожаловать в Эразмус, полевой командир Дражески. — Голос сэо Эстебана Доннелли Эразмуса был глубоким, хорошо поставленным и повелевающим.
— Сэо Эстебан, сэо Май, — сказала я. — Благодарю вас, что приняли нас в своей системе.
— Пожалуйста, поверьте, мы действительно сожалеем о тех обстоятельствах, которые сделали необходимым ваше присутствие здесь. — Голос сэо Май звучал резко. Эта женщина точно знала, кем является. Но не настолько точно знала, кем являюсь я, и это её тревожило. Справедливо, потому что нечто во всей этой сцене тревожило и меня. — Мы готовы содействовать вам всеми возможными способами, — продолжала сэо Май.
— Для вас подготовлено жильё здесь, на Луне-3, — добавил сэо Эстебан. — И как только потребуется, мы сможем предоставить в ваше распоряжение шаттл.
Посол Берн снова поклонился:
— Я надеюсь, вы понимаете, что полевой командир ещё не определила окончательно рамки своего расследования. Ей, возможно, понадобится провести по крайней мере первые несколько дней на Луне-4, чтобы поговорить с членами гуманитарной миссии, к которой была прикреплена Бьянка Файетт. Требуется более детальная картина обстоятельств произошедшего. И после этого, я уверен, мы обнаружим, что всему виной трагическая случайность, и ничего больше.
«Так я выиграю немного времени перед тем, как попадусь в какую-нибудь западню, которую вы, двое, уготовили мне», — думала я.
Теперь я знала, что за странность так неотвязно преследовала меня.
«Где ваши люди? Где правительство? Что вы, двое, делаете одни в этой пещере?» Нам было известно, что большую часть семьи ограждали от контактов с… кем бы то ни было. Как при древнеперсидских дворах: чем более значительной была персона, тем в большей изоляции её содержали. Так пытались сохранить чистоту крови и незапятнанность мировоззрения. Но там всю работу выполняли люди, живые существа с руками и глазами, а не компьютерные болванчики. Рабы, которыми они окружили себя, не участвовали в управлении. И почему-то мне не верилось, что настоящую работу делают клерки.
Места правительственных заседаний обычно суетные и оживлённые. А это скорее походило на музей. Мы видели слуг. Видели подставных лиц. Но нигде и близко не видели реальной власти.
— Искренне надеюсь, что вы правы, — произнёс сэо Эстебан, и я знаю, что его уязвлённый тон не был игрой моего воображения. Ему не понравился дипломатичный ответ посла Берна. Наверное, он относился к породе тех, кто предпочитает отсутствие конкурентов. Но он был не единственным лжецом в этом зале. — Весьма прискорбно, если каждого, кто находится здесь, чтобы помочь людям Эразмуса, ожидал бы столь бессмысленный конец.
— Полевой координатор Файетт тоже была вам представлена? — спросила я с таким видом, будто вычёркиваю очередной вопрос из своего списка.
— Нет, не была, — ответила мне сэо Май.
— Как правило, мы встречаемся только с главами миссий из миров Солнечной системы, — добавил сэо Эстебан. — Есть причина, по которой нам следовало принять её верительные грамоты?
— Да. — Нахмурившись, я посмотрела на посла Берна. — Как представителю Объединённого мирового правительства на Земле, ей следовало быть представленной официально. В крайнем случае следовало принять её верительные грамоты.
Берн ухватился за намёк и перенял мою тактику. Он весь как-то съёжился, что стало особенно заметно по очертанию его костюма.