— Да.
— Клянётесь?
Часть меня была не в состоянии поверить, что она нашла для этого время, но другая — прекрасно понимала её.
— Клянусь жизнью моего отца и моей матери. Клянусь памятью Обливиона. Я буду действовать в соответствии с вашими указаниями и следовать вашим приказам.
Она кивнула:
— Я принимаю вашу клятву от имени соларианских стражей. — Потом внезапно её лицо, будто вспышка звёздного света, озарила улыбка. Она протянула руку и коснулась моей щеки, как когда-то раньше. — Добро пожаловать в сражение, Амеранд Жиро.
Потом она отступила назад и устроилась в ближайшей капсуле.
Я повернулся к панели доступа. Переместил два кода. Изменил три входных параметра. Установил таймер.
Я скользнул в капсулу рядом с той, в которой устроилась Тереза. Зафиксировал ограничители движения, ремни и посмотрел на неё. Она улыбалась мне из-за кислородной маски.
Я потянул свою маску. И закрыл крышку.
Мне было видно, как на панели доступа меняется, мерцая, цвет. С серебристого на зелёный. Потом на красный.
Взрыв прокатился прямо у моего уха. Вся тяжесть мира обрушилась на мою грудь. Хотелось кричать. Но в моих лёгких не было воздуха.
Темнота.
Глава 36
ТЕРЕЗА
Я наблюдала, как панель доступа вспыхнула серебром, потом зелёным и красным. Я старалась дышать глубоко, спокойно. Старалась быть готовой ко всему, что бы ни случилось. Я бросила взгляд на сообщение на внутренней стороне моей перчатки. Я оставила его там. Моё последнее сообщение, адресованное Дэвиду, и одновременно сигнал бедствия, который я отправила Мисао. Я сохранила его вместе с красной меткой, указывающей на то, что оно прошло. Что бы ни ожидало впереди, я не исчезну, не сказав последнего слова.
Это было реальным для меня, Дэвид. Всегда было реальным.
От взрыва мир разлетелся вдребезги.
Моим первым ощущением была боль. Боль в голове, в грудной клетке, во всех внутренностях. Медленно до моего сознания дошло: если чувствуешь боль, значит, жива.
Веки налились тяжестью. Я заставила их открыться.
Не увидела ничего.
Вкус крови в темноте. В мою душу закрался ужас. Я была в камере, они вот-вот придут за мной, и боли будет ещё больше. Я не могла выдержать это…
Я вдохнула запах крови и попыталась найти свою правую руку. Думала, что почувствую свои пальцы, ладонь, запястье. Обхватила запястье, мои онемелые пальцы искали застёжку, чтобы освободиться.
Рука упала вперёд и обо что-то шлёпнулась. Я застонала от новой боли, пронзившей локтевой сустав. Согнула свой указательный палец и почувствовала прикосновение перчатки к его кончику. Выгнула запястье, пошарила у манжета в поисках включателя и нажала его. Вспышка белого света заслонила мир перед моими глазами, и мне пришлось зажмуриться, пока боль немного не ослабела.
Когда я снова смогла открыть глаза, мой взгляд упёрся в стену из крапчатого камня, покрытого белой пылью. Это всё, что осталось от крышки моей спасательной капсулы. Меня крепко удерживали тканые ремни. В противном случае я бы упала, ударившись о камень, покрытый измельчённым силикатом.
Я поняла, что это означало, и моё дыхание стало коротким и прерывистым. Это означало, что мы промахнулись. Мы оказались не у поверхности, нас перебросило в глубь Обливиона.
С некоторым трудом я повернула голову. Сердце колотилось о ноющие рёбра. Стенки отсека были покорёжены. Если я оказалась столь близко к камню, то как же Амеранд? Я стиснула зубы, подняла повыше фонарик, наклонив его вправо.
Амеранд по-прежнему оставался в ремнях, но он оказался плотно втиснутым между стенкой отсека и разбитым камнем.
Я сделала глубокий бесполезный вдох и отдёрнула руку, стараясь не кричать. Но я была без кислородной маски. Здесь присутствовало атмосферное давление, иначе к этому времени я бы истекла кровью прямо через поры. Атмосфера, должно быть, была пригодна для дыхания по крайней мере непродолжительное время, потому что не существовало ни малейшего шанса, чтобы хоть что-нибудь функционировало в этой вдребезги разбитой скорлупе двигательного отсека. Включая подачу кислорода.
— Амеранд! — прохрипела я. — Амеранд!
Он моргнул. Медленно. Едва.
— Амеранд, поговорите со мной!
Он несколько раз попытался пошевелить во рту языком.
Я не видела крови, но это ничего не значило.
— Ну же, Амеранд, давай!
Он покрутил головой. Влево-вправо. Маска скрипнула о камень, и он стащил её со своего лица.
— В следующий раз надо брать чуть левее, — прошептал он.
На меня нахлынула волна облегчения. На его лице промелькнула улыбка, быстро сменившись страдальческой гримасой.
— Я застрял.
— Да. Держись.
— Держусь.
Превозмогая боль и отчаянно ругаясь, я приложила все усилия, чтобы освободить свою левую руку и, собравшись с духом, расстегнула ремни. Гравитация была достаточно слабой для того, чтобы я легко удержала себя на обеих руках, хотя боль в запястьях заставила меня застонать. Я освободила ноги от ремней, стягивавших лодыжки.
Какое-то мгновение я так и простояла, опираясь на руки и пальцы ног, будто намеревалась делать отжимания, вдыхая горячий, затхлый, содержащий песок воздух.
Затхлый воздух.Слова повторялись в той части моего мозга, где до сих пор хранились воспоминания о наиболее распространённых опасностях, подстерегающих в космических путешествиях.
— Так, — шепнула я. — На это нет времени. — Я улеглась на живот и перевернулась. Медленно начала пробираться вперёд, к Амеранду.
— Вы тоже заметили, какой здесь воздух? — спросил он.
— Я всё надеялась, что вы этого не заметили. — Я стянула перчатку и просунула руку в узкую щель между его телом и ремнями.
— Я вырос в тоннелях с постоянно повышенным давлением воздуха, — напомнил он мне и, сделав усилие, втянул живот. — Поверьте, вы узнаете, что такой запах означает только одно — свежего воздуха сюда не поступает.
Камень оцарапал мою руку. Я проткнула ткань и задела кожу, и Амеранд что-то пробормотал.
— Простите.
Наконец мои пальцы нащупали замок. Острые края камня глубже врезались в костяшки, когда я надавила на застёжку. И вот раздался благословенный щелчок, и ремни медленно сползли вниз.
Я осторожно продвинула руку вниз. Там было достаточно места, чтобы расстегнуть манжет, которым была пристёгнута правая рука, но я не могла добраться до левой, поскольку между его телом и камнем оставалась слишком узкая щель.
— А как же быть с левой рукой? — спросила я. — Там вообще есть хоть сколько-нибудь свободного места?
— Дайте мне минуту. — Он закрыл глаза и сжал зубы.
Я ждала, прислушиваясь к шороху: его пальцы нашли застёжку, потянулись к ней. Я старалась дышать поверхностно. Старалась не думать, что это значило для нас, если вдруг мы застряли в каменном мешке где-то в недрах Обливиона.
Щелчок.
— Готово. — Амеранд открыл глаза. — Я так думаю.
— Через минуту будет ясно.
Я, сморщившись, отодвинулась назад, и он вытянул руку, потягиваясь, вздрагивая, извиваясь. Пока пальцы не обвились вокруг зазубренного каменного выступа. По сантиметру зараз он высвобождал себя и вот припал к земле рядом со мной, опираясь на руки и колени.
Стало заметно теплее. Капли пота покрывали лоб.
— Что теперь? — сказал он.
У меня не было сил приукрашивать ситуацию.
— Сейчас мы узнаем, мертвы мы или нет.
Если мы были только частично погребены под камнем, можно было попытаться пробиться сквозь повреждённый корпус корабля. Если же оказались глубоко в недрах луны, мы живы до тех пор, пока здесь не закончится небольшой запас воздуха.
— Наверх? — предложил он.
— Наверх, — согласилась я. И осветила фонариком покорёженную оболочку, которая стала для нас потолком. Очень низким.
— Здесь. — Амеранд скривился от боли, но вытянул руку, обнаружив узкую чёрную щель, образовавшуюся между камнем и корпусом корабля.
Я сглотнула и прижала ладонь, в порядке опыта, к изогнувшейся над головой оболочке.