В горле образуется ком, а сердце ухает в пятки. Теперь я для нее как все мужчины. Просто еще один парень, который разочаровал ее и причинил боль.
– Верно. Прости.
– И снова эти извинения! – подмечает она. – Найди себе хобби или слово получше «прости», блин. О, точно. Замени «прости» на «блин», и твоя жизнь станет в тысячу раз лучше. А также жирнее.
Я пытаюсь подобрать подходящие слова, слова, которые не причинят ей боль, но уже ничего не исправишь. Сказанного не вернешь. Вред нанесен. Айсис, как всегда, опережает, она улыбается и шутливо салютует мне.
– Ладно, меня клонит в сон. Серьезно, я прямо сейчас засыпаю. Ну вот, теперь я хожу во сне. Ты разговариваешь с лунатиком! – Она издает жутковатый звук, а затем кашляет. – Э-э. Так. Что ж. Увидимся, Джеймс Бонд. Постарайся ни в кого не стрелять без необходимости. Это ведь больно.
– Давай я провожу тебя до общежития.
– Не стоит, со мной все будет хорошо. Уши как у ястреба. Только у ястреба нет ушей. Верно? Я не знаю! Поэтому и пошла учиться. Спокойной ночи.
Айсис уходит, и я с болезненным сожалением вспоминаю, каково снова быть холодным.
– 9 –
3 года
50 недель
0 дней
Люди постоянно слишком драматизируют.
Только взгляните на Голливуд. Драма на каждом углу. И деньги. В Голливуде действительно любят деньги. И детей. Не дай бог ученые когда-нибудь смогут создать ребенка из денег в радиусе пятиста миль от Лос-Анджелеса, потому что тогда разгорится война; с оружием от «Гуччи» и вооруженными до зубов водителями лимузинов, хм, в таком случае я бы поставила все свои деньги на Вина Дизеля и героев фильма «Скала», которые наверняка бы объединились и спланировали завершающую операцию по спасению денежных детей, а я была бы их координатором по снаряжению или остроумным сообщником.
– Айсис, ты снова мыслишь вслух, – произносит Диана, срывая ромашку и засовывая ее мне в волосы.
– Наверное, здорово иметь друзей, которые любят тебя такой, какая ты есть, – размышляю я. Диана смеется, срывая еще одну ромашку и вплетая ее в венок.
– Я просто этому рада. В последние несколько недель ты выглядела печальной. Даже Иветта это заметила.
– Не может быть, – я разыгрываю шок, – наша твердолобая, эмоционально чахлая гот-брюзга? Заметила, что я чувствую? Жесть.
– Ты не ела.
– Оспоримо. Некоторые очень просвещенные йогини считают воздух едой.
– Ты не спишь по ночам.
– Я учусь! Середина семестра! – протестую я. – Знаешь, в отличие от вас, некоторым нужно подготовиться к неминуемому отчислению.
– Ты зависаешь с... – Диана хмурится, – ну, с людьми, которые действительно тебе не подходят.
– Чепуха, – отмахиваюсь я, – Райан очень славный парень. – Она пристально смотрит на меня, и я всплескиваю руками. – И Джон, и Тайлер, и Киран, и Эрик! Они все славные!
– Славные парни, с которыми ты целуешься.
– Ты меня обвиняешь? – спрашиваю я. – Серьезно? Ты видела пресс Джона? А «Дукати» Кирана? Это же долбаный «Дукати». – Я наклоняюсь к ней и обольстительно шепчу: – «Дууукааатиии».
Диана вновь хмурится.
– Я просто думала... что случилось с тем парнем, о котором мне рассказала Иветта? Моделью Макфартер или как там. Ну, с парнем, с которым ты разговаривала на концерте?
– С которым? – небрежно спрашиваю я, изучая свои ногти.
– Ты знаешь. – Она сердится. – Русый, с невероятно ясными голубыми глазами, высокий. Рассмешил тебя в мгновение ока.
– Да у меня был грипп, – возражаю я, – это был кашель, а не смех. Напомни мне никогда не брать тебя в камеди клаб.
Диана вздыхает и надевает мне на голову сплетенный венок из ромашек.
– Просто мы за тебя переживаем, вот и все. Ты кардинально изменилась, и это... это пугает. Слушай, если тебе нравится ходить на студенческие вечеринки и каждую ночь целоваться с новым парнем, пожалуйста. Удачи, девочка. Но...
Я улыбаюсь и хлопаю ее по спине.
– Так мило, что ты обо мне беспокоишься. Но посмотри на меня! Я большая девочка. Даже огромная. Я могу о себе позаботиться.
Диана сжимает свои красивые губы, но не успевает ничего сказать, потому что сзади к ней подходит Иветта и, набросившись, обнимает ее за плечи.
– Сюрприз, сучки! – кричит Иветта, затем оглядывается вокруг, убеждаясь, что никто не смотрит, и чмокает Диану в щеку. – Привет, лапуля.
– И тебе привет, – краснея, отвечает Диана.
Я падаю на траву, и Иветта принюхивается к своим подмышкам.
– Я ведь не так плохо пахну, да?
– Ты меня убила, – хриплю я, – своей обворожительностью.
Иветта заливается краской.