Но никто не делал им замечаний. Ни учителя, ни завучи. Некоторые одноклассники, тот же Жоржик, изредка отпускали в их адрес скабрезные шуточки, но в целом никого эти вольности не шокировали. Кроме Мики. Она мимо этой парочки проскакивала пулей и старалась даже не смотреть, потому что было неприятно и почему-то стыдно.
Соня, как-то поймав её мимолётный красноречивый взгляд, фыркнула и насмешливо назвала её ханжой.
Правда, позже, как раз после Сониного выпада, Мике показалось, что Колесников не то чтобы конфузился — испытывать конфуз он в принципе, похоже, не способен, — но как будто уклонялся от этих прилюдных нежностей. Не грубо, а с улыбочкой, как будто играя, отводил от себя Сонины руки, а то вообще оставался на переменах в классе, переговаривался с парнями, игнорируя её манящие знаки.
А однажды во время физкультуры у Мики лопнул ремешок на часах, прямо посреди урока. Физрук разрешил отлучиться — отнести их в раздевалку, чтобы не сломать, не потерять.
Едва шагнув в "предбанник", она услышала, что там кто-то есть. Из раздевалки явственно доносилась какая-то возня, а затем она и голоса услышала.
— Соня, ты чего так разошлась? Ну-ну, тихо, Солнце, успокойся… Ты же поговорить о чём-то важном звала, ну? Да, блин, Соня, всё, короче, завязывай. Сюда же могут войти, — узнала она Колесникова.
— Да кто сюда войдет, кроме наших девок? А они и так всё знают. Как зайдут, так и выйдут. Ну же… тебе же вот так нравится…
Мика остолбенела перед дверью. Что они там вытворяют?
— Соня, да перестань ты, говорю! Или я пошёл.
Возня прекратилась.
— Я тебе больше не нравлюсь? — спросила Рогозина с заметной обидой.
— Да нравишься, нравишься…
— А что тогда?
— Ничего.
— Оно и видно, что ничего. Ты очень изменился, Женя. Избегаешь меня, отталкиваешь, — упрекала Соня.
На это он смолчал.
— Приходи вечером. Придёшь? — тут же смягчилась она.
— Не знаю.
— Всё ясно. Знаешь, Женечка, я же себе и другого могу найти запросто.
Он издал смешок. Мика, поколебавшись, убрала часы в карман спортивной кофты и тихонько вышла в коридор. Не хотелось оказаться наедине с этой парочкой. Рядом с ними она и так всегда напрягалась, а сейчас и вовсе стало не по себе. Может, ей просто не нравилась Соня? Или Колесников…?
Нет, на Рогозину ей, по большому счёту, было плевать. А вот Колесников… он ей, конечно, не нравился! Его самодовольство подчас просто бесило! Что бы Колесников ни делал — играл с парнями в баскетбол, отвечал у доски или вот обжимался с Рогозиной — он всегда будто красовался. Поглядите, какой я молодец, полюбуйтесь мною. Типичный нарцисс.
Даже когда его вызывали, и он ни черта не знал — он не тушевался, не сочинял отговорок, не спорил с учителем, как другие. Он с этой своей насмешливой полуулыбочкой честно говорил: не готов. Почему? Забыл, гулял, неохота было — любой вариант на выбор. И очередную заслуженную двойку принимал с бесконечным пофигизмом.
Девочки взирали на него, как на идола, мечтательно вздыхая. А Мике казалось, что даже эта его честность — такое же выступление напоказ, игра на публику. И ведь это работало!
Ещё и не всякий учитель ставил ему двойки, больше грозились. Пожалуй, только физик был суров и принципиален, а женщины-педагоги велись на его улыбочки и прощали ему все грехи. Даже классная, грубоватая и вечно раздражённая, заметно смягчалась, когда обращалась к нему.
А что уж говорить о девчонках? Колесникову даже не приходилось просить списать — они наперегонки сами ему предлагали, а он принимал их помощь с ленивым благодушием: ну ладно уж, так и быть, возьму, раз предлагаете.
Нет, не все девчонки, конечно, заглядывались на него, далеко не все, просто шуму от той горстки было столько, что казалось, со всех углов летят вздохи: Женя, Женечка!
Хотя и остальные относились к нему очень благосклонно. Лидером он не был — парни больше прислушивались к Лёше Ивлеву. Но Колесников никому своего мнения и не навязывал. Ему нравилось нравиться, а не верховодить. Так что он вполне тянул на роль всеобщего любимчика.
Из всего класса, наверное, только Вера Тихонова категорически не разделяла этих восторгов. Не вилась вокруг него, не пыталась завладеть его вниманием, да вообще к нему не подходила и даже здоровалась сквозь зубы.
Мика не сразу узнала её — миловидную хрупкую блондиночку. Только когда услышала, что её все в классе зовут Тишей — вспомнила. И ведь ещё тогда она заметила в ней натянутость, ну а сейчас неприязнь Веры к Колесникову на фоне всеобщей любви просто бросалась в глаза, как чернильная клякса на белом листе.