– Какого черта вы ждете? – рявкнула миссис Лэнгли на водителя. Лимузин мягко тронулся с места, а я, задыхаясь, с безумными глазами остался стоять там, словно потерявшийся щенок.
Подъехал Гейтс. Мама подвинулась, так что я смог сесть рядом с ними впереди. После того, как мы проехали несколько миль, мама, наконец, заговорила. Она спросила:
– Что они тебе сказали? – До этой минуты я понятия не имел, что делать дальше, но тут сразу ответил:
– Пригласила меня на прием, который они устраивают в своем доме.
43
Кованые железные ворота у дома Осборна были закрыты. Охранник в униформе стоял у входа и сверял имена людей со списком приглашенных, который он держал в руках.
– Какие-то проблемы, шеф?
– Пока нет. – Гейтс сплюнул шелуху чуть ли не на ногу привратника, и тот открыл засов. Когда мы въехали в портик, я увидел, как охранник прошел в гостевой домик и снял трубку телефона. Мы припарковались у колоннады рядом с испорченным фонтаном. Гейтс обернулся ко мне и предупредил:
– Дальше я тебя отвезти не могу.
Мама взяла меня за руку, когда я стал вылезать из машины.
– Будь осторожен. – Все мы прекрасно понимали, что теперь уже было слишком поздно.
Я не знал, что они сделали с Майей, но был уверен, что мы оба были в опасности, и нам нужна помощь. Мне казалось, что если бы там не было миссис Лэнгли, если бы они выпустили Майю из этого чертового лимузина, если бы мне удалось хотя бы на минуту остаться с ней наедине, то – я был уверен – мне бы удалось сказать что-то такое, или поцеловать ее так, чтобы у нас обоих появился шанс сделать так, чтобы все было, как преждея На входной двери висело старое деревянное колесо от телеги, украшенное лилиями и черной лентой. Одна из его спиц была сломана. Я не знал, что это значит, но увидел над ним окно из цветного стекла, на котором было выгравировано: Ex Malo Bonum. Надеюсь, Осборн был прав.
Дверь открылась еще до того, как я постучал в нее. Меня встретила миссис Лэнгли:
– В этом доме тебя никто не хочет видеть.
– Где она? – В холле было полно представителей верхних звеньев пищевой цепи. Миллионеры лизали зад миллиардерам. Никто не выглядел особенно печальным.
– Если ты сейчас же не уйдешь… – Она вышла на коврик, который лежал у двери, и закрыла ее за собой. – Я вызову полицию. И не Гейтса.
– Хорошо. Вызывайте. Возможно, для нас обоих будет лучше, если люди послушают о том, в чем состоят наши разногласия. – Мне было нечего терять.
Миссис Лэнгли приблизила свое лицо к моему, так что я решил, что она собирается укусить меня. Она просто тряслась от злости. Потом подняла вуаль и уставилась на меня своим водянистым красным глазом.
– Ты что, правда хочешь, чтобы я стала твоим врагом?
– Ну, такой друг мне уж точно не нужен. – Я посмотрел вниз на землю, готовясь к тому, что сейчас она меня ударит. Носок одной ее черной бархатной туфли был перепачкан чем-то серым – видимо, это был прах Осборна.
– Знаешь, Финн, если бы ты пришел ко мне, а не к моему отцу, чтоб рассказать, – она облизала губы, словно подыскивая подходящее выражение, – эту печальную историю, ты бы получил все, чего бы только твоя душа пожелала. Абсолютно все.
– У вас нет того, что мне надо.
– Нет, есть. – Она опустила вуаль и широко раскрыла для меня дверь – воплощение гостеприимства. – Она сейчас в биллиардной, на третьем этаже.
Стол был по-прежнему завален кучами старых фотографий. Теперь там царил настоящий хаос. Тысячи семейных снимков, которые я с такой завистью сортировал все лето и раскладывал по порядку в альбомы, были разбросаны по полу. Меня уже не волновало, как это случилось: то ли это Осборн раскидал их, то ли он просто умер, не успев навести порядок. Меня интересовала только Майя, которая ползала по полу на коленях, тихонько всхлипывая и перебирая фотографии: цветные, черно-белые, поляроидные, матовые и блестящие – на них было запечатлено прошлое, которое она не могла ни осмыслить, ни изменить.
– Что ты ищешь? – Когда я вошел в комнату, она на меня даже не взглянула.
– Я что, звала тебя? – Не знаю, может, она притворялась, а может, ей действительно было приятнее рассматривать цветной снимок, на котором они с братом сидели на воздушном шаре, который проплывал над парком Серенгети, чем смотреть мне в глаза.
– Нет, но мне казалось… – Я стоял там, как дурак, а Майя медленно подняла голову и пристально посмотрела на меня. Несмотря на то, что она сидела на полу, у меня было такое чувство, что она смотрит на меня свысока.
– Убирайся отсюда, подонок. – Я никогда не слышал, чтобы она говорила с кем-то таким тоном. Даже с Двейном. Я отдернул голову. Щеки у меня покраснели. Это была не просто пощечина. Мне казалось, что кто-то изо всех сил сжал мое сердце.
– Майя, что я такого сделал? Скажи мне. – Я встал на колени и протянул к ней руку.
– Убирайся! – закричала она, оттолкнув меня.
– Сначала скажи мне, в чем моя вина. – Я закрыл глаза. Мне было страшно оттого, что я могу ее возненавидеть. Мне казалось, что она успокоится, но вместо этого она стала яростно бить меня по щекам. Словно я стоял под ветряной мельницей. Майя сжала правую руку в кулак, а ногтями левой руки, которую, видимо, еще совсем недавно обрабатывала маникюрша, разодрала мне правую щеку. Моя кровь запачкала ей пальцы. Когда она устала меня бить, то села на корточки и зарыдала.
Я присел рядом. От гнева и изумления мне было трудно говорить. Майя подняла две половинки фотографии, которую мы порвали, когда боролись. Я ее раньше не видел, Осборн мне не показывал: на ней были мы с Майей, на ее дне рождения. Мы стояли у торта, собираясь задуть свечи. По тому, как она на меня смотрела, было понятно, какое желание она собиралась загадать. Наши лица были освещены мерцающим светом, который отбрасывали свечи. Вокруг столпились люди. Брюс обнимал свою мать за голые плечи. На заднем плане тайком курили Пейдж, Слим и Маркус, а Джилли собирала грязные бокалы. Доктор Леффлер шептал что-то на ухо моей маме. И немного в стороне, за нашими спинами, в позолоченном стуле сидел Осборн. Он смотрел не на нас, а на ночное небо. Это ведь был и его день рождения тоже. Он внимательно глядел вверх, как будто только что приобрел себе новую галактику.
– Ты все разрушил. – Майя потянулась к мусорной корзине, которая раньше была ногой слона и выбросила туда разорванную фотографию. – Зачем ты рассказал дедушке свою отвратительную ложь о Брюсе и о маме, и о пожаре?
– Это была не ложь.
– Брюс предупредил меня, что ты это скажешь.
– Брюс избил меня так, что я потерял сознание. А потом трахнул. Он случайно не предупредил тебя, что я это тоже скажу?
Она как будто не слышал моих слов.
– Я не сдал его полиции, хотя мог бы это сделать. Но не сделал. Ради тебя.
– Ты рассказал все дедушке, а это даже хуже. Теперь ему придется навсегда остаться там. Неужели ты думаешь, что он действительно хочет провести всю свою жизнь в этих засранных джунглях?
– Мистер Осборн умер. Брюса ничто там не держит.
– Как он может приехать? Как только он появится в Америке, то потеряет все.
– Что?
– Если Брюс приедет домой, то все его деньги передадут на благотворительность.
– Так отдай ему половину своих денег. Вам обоим хватит, вы все равно будете богаты. – Я стал вставать на ноги, но она дернула меня вниз.
– Господи, – всхлипнула она, – неужели ты ничего не понимаешь, Финн? При чем здесь деньги? Они ничем не помогут. – Она взяла мое лицо в свои ладони. Теперь она стала прежней Майей. Когда она начала покрывать меня поцелуями, мне показалось, что мы действительно можем спастись. – Пожалуйста, скажи, что это все неправда.