Но она смотрела на него своим безумным взглядом не только с постера, но и в реальности.
— Какого черта вы тут делаете?
Рядом с ней стояла и смотрела на Бовуара ее утка.
Рут Зардо. Вероятно, самая известная и уважаемая поэтесса в стране. Со своей уткой Розой. Бовуар знал, что, когда на Рут смотрит старший инспектор Гамаш, он видит талантливого поэта. Но у самого Бовуара при виде Рут начиналось несварение.
— Произошло убийство, — сказал он голосом, полным достоинства и властности (по крайней мере, он на это надеялся).
— Я знаю, что произошло убийство. Я не идиотка.
Ее утка покачала головой и хлопнула крыльями. Бовуар настолько привык видеть Рут с птицей, что даже не удивлялся. На самом деле, хотя он ни за что не признался бы в этом, он был рад, что Роза все еще жива. Все остальное вокруг этой старой перечницы надолго не задерживалось.
— Нам необходимо снова воспользоваться этим зданием, — сказал он и отвернулся от милой парочки.
Несмотря на старость, хромоту и пылкий темперамент, Рут Зардо была выбрана главой добровольной пожарной команды. Как подозревал Бовуар, сделано это было в надежде, что в один прекрасный день она погибнет в пламени. Но еще он подозревал, что она не горит.
— Нет. — Рут стукнула тростью по бетонному полу. Роза не подпрыгнула — подпрыгнул Бовуар. — Вы не получите это помещение.
— Прошу прощения, мадам Зардо, но нам оно необходимо, и мы его займем.
Голос его звучал уже не так любезно, как прежде. Эти трое смотрели друг на друга, и моргала из них только Роза. Бовуар знал единственный способ, с помощью которого эта психованная может восторжествовать: если она начнет читать свои муторные, невнятные стихи. Где нет ни одной рифмы. Никакого смысла. Но еще он знал, что из всех людей в деревне она последняя стала бы читать эти стихи. Ее творения смущали ее саму, она вроде бы даже стыдилась их.
— Как ваши стихи? — спросил он и тут же увидел, что она дрогнула.
Ее коротко стриженные волосы были седыми и редкими и так плотно лежали на голове, что возникало впечатление, будто видишь ее белесый череп. Шея у нее была щуплая и жилистая, а высокое тело, когда-то сильное, явно ослабело.
— Я где-то слышал, что у вас скоро выходит новая книга.
Рут Зардо чуть подалась назад.
— Здесь и старший инспектор, как вам, вероятно, известно. — Голос Бовуара наполнился дружескими, убедительными, теплыми интонациями. Старуха смотрела так, будто перед ней был Сатана. — Я знаю, с каким нетерпением он ждет разговора с вами об этом. Он скоро здесь появится. Он ведь ваши стихи наизусть знает.
Рут Зардо развернулась и вышла.
Ему удалось сделать это. Он изгнал ее. Ведьма была мертва или, по меньшей мере, удалена.
Бовуар принялся оборудовать свой штаб. Заказал столы, аппаратуру связи, компьютеры, принтеры, сканеры, факсы. Пробковые плиты и ароматизированные фломастеры. Он приколотит пробковую доску поверх постера с этой ухмыляющейся сумасшедшей поэтессой. А над ее лицом он будет делать записи о ходе расследования.
В бистро царило спокойствие.
Криминалисты, обследовавшие место преступления, уехали. Агент Изабель Лакост, как всегда дотошная, стояла на коленях у того места, где было обнаружено тело. Она хотела быть абсолютно уверенной, что никакие улики не остались незамеченными. Старшему инспектору Гамашу казалось, что Оливье и Габри замерли на одном месте, — они и в самом деле сидели, не шевелясь, на старом выцветшем диване перед камином, погруженные каждый в свой собственный мир. Они смотрели на огонь, зачарованные пляшущими язычками пламени. Ему стало любопытно, о чем они думают.
— О чем вы думаете? — спросил Гамаш, подойдя к ним и усевшись в большое кресло, стоящее рядом.
— Я думал о мертвеце, — сказал Оливье. — Пытался понять, кто он такой. Что делал здесь. Есть ли у него семья. Не ищут ли его.
— А я думал о ланче, — признался Габри. — Кто-нибудь еще хочет есть?
Агент Лакост подняла голову:
— Я хочу.
— И я тоже, patron,[16] — сказал Гамаш.
Когда Габри начал позвякивать в кухне кастрюлями и посудой, Гамаш чуть подался к Оливье. Их никто не мог услышать. Оливье посмотрел на него безучастным взглядом. Но старший инспектор и раньше видел этот взгляд. Вообще-то, смотреть безучастным взглядом почти невозможно. Если только ты сам не хочешь этого. Старший инспектор знал, что за безучастным выражением лица скрывается бешеная работа мысли.