— Не пора ли?
— Спасаться бегством? — прошептал Гамаш, надеясь, что она это серьезно, но подозревая, что нет.
— Может, вам попытаться их пристрелить, Арман? — спросил Дэвид.
— Боюсь, у Жана Ги реакция побыстрее моей будет, — отказался старший инспектор. — Он пристрелит меня первый.
— И все же попытаться стоит, — заметила его жена.
— Жалкий образчик правозащитной чуши? — переспросила Анни голосом, исполненным отвращения. — Отлично. Фашистский дебил!
— Пожалуй, я мог бы воспользоваться тазером, — сказал Гамаш.
— Фашистский? Фашистский? — Голос Жана Ги срывался на писк.
В кухне немецкая овчарка Гамаша по кличке Анри проснулась, села и наклонила голову. У Анри были огромные глаза, и Гамашу нравилось думать, что у него не чистокровный пес, а помесь овчарки и спутниковой тарелки.
— Ох-ох, — сказал Дэвид.
Анри свернулся калачиком на своей подстилке, и, судя по виду Дэвида, он сделал бы то же самое, если бы мог. Все трое задумчиво уставились через окно на улицу, где хмурилось сентябрьское утро. В Монреале в этот уик-энд отмечали День труда. Анни произнесла что-то неразборчивое. Но ответ Бовуара был абсолютно ясен:
— Иди в задницу!
— Ну, пожалуй, на сегодня диспут закончен, — сказала Рейн-Мари. — Еще кофе? — Она показала на кофемашину.
— Non, pas pour moi, merci,[7] — с улыбкой ответил Дэвид. — И Анни тоже больше не наливать.
— Глупая женщина, — пробормотал Жан Ги, входя в кухню. Он схватил полотенце с крючка и принялся яростно вытирать тарелку (Гамаш даже подумал, что цветочного рисунка на ней они больше никогда не увидят). — Признайтесь, вы ее удочерили.
— Нет, изготовили в домашних условиях. — Следующую тарелку Рейн-Мари протянула мужу.
Темная голова Анни на секунду появилась в кухне:
— Сам иди в задницу! — и исчезла.
— Господи помилуй! — сказала Рейн-Мари.
Из двоих детей Гамашей на отца больше походил Даниель. Крупный, задумчивый, усердный. Он был добрым, нежным и сильным. Когда родилась Анни, Рейн-Мари вполне естественно надеялась, что этот ребенок будет похож на нее — добрую, умную, яркую. Одержимая любовью к книгам Рейн-Мари Гамаш работала библиотекарем в Национальной библиотеке Монреаля.
Но Анни удивила их обоих. Она была сообразительной, склонной к соперничеству, веселой. Если она делала что-то, то отдавалась этому всей душой.
Они должны были предвидеть это. Когда она была еще совсем младенцем, Гамаш брал ее в свои бесконечные поездки на автомобиле и пытался успокаивать плачущую малышку, напевая своим низким баритоном песни «Битлз», Жака Бреля. «La Complainte du phoque en Alaska»[8] группы «Beau Dommage».[9] Это была берущая за душу баллада, и Даниель любил ее больше всего. Но на Анни она не действовала.
Однажды, когда Гамаш засунул орущее дитя в машину, пристегнул и включил зажигание, в кассетнике у него заиграла стоявшая там старая пленка «Weavers».[10]
Они запели фальцетом, и девочка успокоилась.
Поначалу это казалось каким-то чудом. Но после сотого круга по кварталу, когда девочка смеялась под пение «Weavers», голосивших «Уимове, Уимове»,[11] Гамаш затосковал о прежних деньках и сам готов был завопить. Однако пение продолжалось, и маленькая львица уснула.
Анни Гамаш стала их львенком. А выросла львицей. Но иногда во время тихих совместных прогулок она рассказывала отцу о страхах, разочарованиях и ежедневных печалях своей молодой жизни. И старшего инспектора Гамаша охватывало желание обнять дочку, прижать ее к себе, чтобы хоть в эту минуту ей не нужно было изображать отвагу.
Из-за своих страхов она и была такой непримиримой. А боялась она всего.
Весь остальной мир видел сильную, благородную львицу, а старший инспектор, глядя на свою дочь, видел Берта Лара,[12] хотя никогда не говорил ей об этом. Ни ей, ни ее мужу.
— Мы можем поговорить? — спросила Анни у отца, не обращая внимания на Бовуара.
Гамаш кивнул и передал полотенце Дэвиду. Они прошли по коридору в гостиную, где книги ровными рядами стояли на полках и не столь ровными стопками — под столами и рядом с диваном. На кофейном столике лежали газеты «Ле девуар» и «Нью-Йорк таймс», в камине неторопливо горел огонек мягким, жидким пламенем ранней осени. Время ревущего пламени морозной зимы еще не наступило.
Несколько минут они разговаривали о Даниеле, живущем в Париже с женой и дочерью. И еще одной дочерью, чье появление ожидалось до конца месяца. Они поговорили о муже Анни, Дэвиде, и о его хоккейной команде, которой предстоял новый зимний сезон.
9
Канадский рок-ансамбль из Монреаля, пик популярности в Квебеке и Франции приходится на 1970-е годы.
11
«Сегодня ночью лев спит», песенка, известная также как «Уимба уей», или «Уимове, уимове», написана южноафриканским певцом зулусского происхождения в 1920-е годы. Названия «Уимба Уей», «Уимове, Уимове» являются искаженным зулусским словом «мбубе» — «лев».
12