Надя знала лишь три основных калязинских языка и транавийский. Если она не сможет с ними общаться…
Юноша снова что-то сказал, после чего позади нее раздался вздох, а затем лезвие соскользнуло с горла.
– Что маленький калязинский убийца делает посреди гор? – спросил юноша на чистом калязинском языке.
– То же самое могу спросить и у тебя.
Она прошептала заклинание Божидарки, обостряющее ее зрение. У юноши оказалась кожа цвета расплавленной бронзы, а между длинных кудрявых волос виднелись золотистые цепочки.
Он усмехнулся.
Но тут же вздрогнул, когда рядом раздался глухой удар от того, что кто-то впечатался в дерево. А следом раздались тихие ругательства Анны. Надя закатила глаза и направила молитву небесам. Звезды и луна вновь загорелись на небе, а мир показался в три раза ярче.
– Ближайшие лет двадцать мы только и будем слушать пророчества о конце света! – проворчала Анна.
Она вытащила веньяшк и бросила настороженный взгляд за Надино плечо.
Надя присела и вонзила окровавленный ворьен в снег. А затем, посмотрев на аколийца, подняла руки и медленно выпрямилась. Осторожность не помешала, ведь они находились на месте только что закончившегося сражения, хотя она и спасла им жизнь. Парень пристально посмотрел на нее, а затем опустил арбалет.
Надя оглянулась и увидела высокую аколийскую девушку, которая прятала в ножны изогнутый кинжал. Ее густые темные волосы волнами спадали на плечи, которые прикрывала старая изношенная одежда, совершенно не подходящая для калязинской зимы. В лунном свете у нее в носу поблескивало золотое кольцо.
Надя выразительно посмотрела на Анну, и та со вздохом опустила кинжал.
– Кто вы? – спросила Надя.
Парень проигнорировал ее вопрос.
– Это ты сделала? – спросил он, указав на небо.
– Что за вздор, – отрезала она.
– Вздор говоришь ты. Меня зовут Рашид Хаджоути, а моя прекрасная спутница…
– Вполне может представиться сама, – усмехнувшись, сказала аколийская девушка. Она больше не сжимала рукоять кинжала и даже отодвинулась чуть в сторону, чтобы показать, что не желает Наде зла. – Меня зовут Париджахан Сирооси. Полагаю, нам следует высказать благодарность, а не угрожать вам. – Она покосилась на Рашида. – Транавийцев оказалось больше, чем мы думали.
Но, несмотря на это, они и сами неплохо справились. Надя посмотрела на арбалет транавийского война у своих ног и подобрала его. Перед глазами на мгновение возник Костя, и ей пришлось приложить все свои силы, чтобы не разломать оружие на куски.
– Почему двое аколийцев решили напасть на отряд транавийцев посреди ночи? – пытаясь запрятать подальше образ мертвого друга, спросила Надя и провела пальцами по деревянному стволу арбалета.
– Я могу задать вам тот же вопрос, – сказала Париджахан.
– У нас есть явная и вполне очевидная причина желать им смерти – заметила Надя.
Рашид усмехнулся. Париджахан покосилась на него, и он тут же сделал серьезное лицо.
Что-то было не так, но Надя не могла понять, что именно. Аколийцы слишком быстро расслабились, хотя поначалу и вели себя агрессивно. А еще ее смущала окутавшая их тишина.
«Хорз?»
«Да, любовь моя?»
«Мы ведь убили не всех транавийцев?»
«Я думал, ты знаешь».
Она взвела арбалет и направила его на аколийского юношу. Анна моментально вскинула веньяшк и прижала к шее Париджахан. Она не понимала причины внезапной атаки Нади, но доверяла ей настолько, что действовала не задумываясь.
От такого слепого доверия Надя почувствовала себя неуютно.
«Для людей ты глас божий, любовь моя, – сказал Хорз. – Тебе следует привыкнуть к их слепому обожанию».
– Поблизости есть еще транавийцы, – сказала Надя Анне.
Аколийцы обменялись выразительными взглядами. А значит, здесь действительно происходило что-то еще.
Но прежде чем она успела обдумать, что делать дальше, Рашид поднял свой арбалет и выстрелил.
Надя инстинктивно пригнулась, пытаясь уклониться от стрелы, чтобы она воткнулась не в сердце, а в плечо или руку. Но тут же услышала, как стрела врезалась в плоть, после чего ночь пронзил смертельный вскрик. Ее разуму потребовалось несколько секунд, чтобы осознать произошедшее. Рашид стрелял не в нее. Стрела предназначалась не ей.
– Ты промахнулся, – произнес незнакомый голос с сильным транавийским акцентом.
По спине Нади пробежал холодок. Она вспомнила, как транавийские слова отскакивали от стен темного тоннеля, пока ее единственный дом пожирало пламя. Но этот ли голос произносил их? Ей показалось, что да. Та же мелодичность – хотя в этот раз слова прозвучали на калязинском – и явно различимая властность.