Руки, которые без колебаний заберут чью-нибудь жизнь.
Интересно, сожалеет ли он вообще о людях, которых убил? Сколько еще жизней он забрал? Сколько еще он выдержит?
Чем он отличается от Данте, кроме того факта, что он более могущественный?
Ладно, я признаю, что их многое отличает друг от друга. Во-первых, Люциан не похож на монстра, не похож на Данте. Люциан также никоим образом не оскорблял меня.
И все же я знаю его всего три недели. Многое может измениться. Даже с Данте прошло время, прежде чем он начал издеваться надо мной.
Да, вероятно, это вопрос времени, когда Люциан проявит свою истинную жестокость.
Когда мы въезжаем на аэродром, атмосфера в машине становится напряженной. Дмитрий останавливает машину, а затем приказывает:
— Двигаемся быстро.
Люциан распахивает дверь и выходит. Я отстраняюсь и вылезаю следом за ним. Пока Карсон, Алексей и Дмитрий присматривают за происходящим, мы с Люцианом хватаем наш багаж, а затем мне приходится бежать трусцой, чтобы не отстать от мужчин, пока мы направляемся к лестнице.
Когда я поднимаюсь на первую ступеньку, Алексей забирает у меня мой багаж, бормоча:
— Быстрее, малышка.
Я взбегаю по ступенькам в салон и продолжаю двигаться к задней части роскошного самолета, где сажусь в углу.
Пару секунд спустя я наблюдаю, как наш багаж размещают в верхних отделениях, а затем Люциан подходит и садится рядом со мной.
Русские садятся на противоположной стороне самолета, и я облегченно вздыхаю.
Мгновение спустя мы трогаемся, и я быстро пристегиваюсь. Когда самолет набирает скорость, единственное, что меня утешает, – это то, что я скоро вернусь в Италию.
Я смотрю в окно на темную ночь за окном, чувствуя укол грусти из-за того, что мне не удалось познакомиться с красотами Швейцарии.
_______________________________________________
ЛЮЦИАН
После того момента, когда мы были вместе в машине, где Елена попросила меня о помощи, она затихла.
Я воспринимаю это как знак того, что она потеплела ко мне. Она бы не обратилась ко мне за помощью, если бы было иначе.
Она смотрит в окно, и это дает мне возможность хорошенько рассмотреть ее.
Ее кожа гладкая, и, за исключением старого шрама, исчезающего синяка на подбородке и отметин на шее, других изъянов нет. У нее маленький носик пуговкой и большие глаза, светло-карие с радужной оболочкой, такого цвета я раньше не видел. Елена потрясающе красива, этого нельзя отрицать, но это не та причина, по которой я хочу ее.
Она такая чертовски женственная, что это взывает к каждой частичке мужчины во мне.
Она не самая сильная, и да, у нее, вероятно, чертовски много травм, но потребуется нечто большее, чтобы отпугнуть меня. На самом деле, меня это совсем не беспокоит.
Может быть, это потому, что я сошел с ума от горя, или потому, что я просто не могу отказать себе в этом, но я решил устроить брак между мной и Еленой.
У Валентино не будет выбора, если он захочет сохранить мир, а Елена будет слишком рада избавиться от Данте, так что она не должна возражать.
А я?
Мои глаза впиваются в сногсшибательную женщину рядом со мной.
Я возьму Елену. Буду трахать ее до тех пор, пока похоть не превратится в любовь.
Отвожу взгляд от Елены, прежде чем начать возбуждаться, и встречаюсь с ухмылкой Алексея.
Уголок моего рта приподнимается, без сомнения, он уже догадался, что я планирую.
Желая знать, с чем мне придется столкнуться, я спрашиваю:
— Ты видел моего отца?
Алексей кивает.
— Где в него стреляли? – спрашиваю я, и потеря усиливает мой голос.
— Он встречался со мной в кафе. Вероятно, это был выстрел с дальнего расстояния. Они убили его до того, как я туда добрался.
Боже, по крайней мере, он не знал. Это все, о чем мы можем просить, когда придет наше время.
Я нахожу утешение в том, что мой отец не страдал, стоя на коленях перед смертью. Это бы убило меня.
— Где он сейчас?
Внезапно Елена кладет свою руку на мою, и, не желая терять ее прикосновение, я стараюсь не смотреть на нее, переворачиваю свою руку и переплетаю наши пальцы.
— В морге.
Господи, эти два слова пронзают меня насквозь, и я крепче сжимаю руку Елены.
— Как только мы закончим похороны, мы приступим к работе, – говорю я, зная, что должен начать мыслить как глава мафии, а не как сын величайшего человека, который когда-либо жил.
Но сначала мне нужно упокоить его.
Теперь у меня осталась только тетя. Сестра моей матери, тетя Урсула, – моя последняя живая родственница.